В продолжение 1708 года он регулярно извещает отца о своих правительственных занятиях и событиях, находящихся в поле его зрения.
Учитель его, Никифор Вяземский, доносит царю об учебных занятиях Алексея в истории, географии и немецком языке. С возвращением Гюйссена царевич принимается и за французский.
Узнает он, вероятно, и о невесте Шарлотте. У Алексея были в ту пору виды на одну из московских красавиц из древней русской фамилии, но, узнав об этом, Петр быстро выдал девицу замуж.
В январе 1709 года, отводя к отцу в Сумы набранные им пять полков, царевич в дороге занемог (вероятно, простудился) и слег. Опасность была так велика, что Петр не решался выезжать несколько дней из города; назначены были молебствия. Только 30 января, когда миновал кризис, Петр отправляется в Воронеж, оставляя при сыне своего доктора Донеля. («Примечательно, — пишет М. П. Погодин, — что царь в этом году построил, по обету, церковь во имя Св. Алексея человека Божия, в Тверском Желтокова монастыре».)
7 февраля царевич, а следом за ним Меншиков извещают Петра об облегчении болезни и выздоровлении.
Алексей по указу государя отправляется в Богодухов, откуда через несколько дней посылает отцу письмо с донесением о сдаче рекрутов. Крестницу свою просит ходатайствовать, чтоб не зажиться там. К отцу обращается за разрешением прибыть в Воронеж.
Разрешение получено, и вскоре царевич подле государя, присутствует при спуске двух кораблей.
В конце марта торжественно празднует он свои именины, а через несколько дней, вместе с теткой Натальей Алексеевной, провожает отца до Таврова, откуда направляется в Москву. (Канву событий мы излагаем согласно исследованию М. П. Погодина «Суд над царевичем Алексеем».)
Торжественно в первопрестольной. На Светлый праздник (так в те времена именовали Пасху) толпы празднично одетого народа стекались в церкви. Перезвоны колоколов, церковное пение, службы в соборах…
Сразу же после праздника Алексей приступает к правительственным занятиям и извещает отца, что начал учиться фортификации у иноземного инженера, которого нашел для него Гюйссен. Просит он государя прислать ему историческую книжку для перевода.
Петр, который еще в январе, по свидетельству Гюйссена, «публично показал искренние знаки отеческой любви» сыну за то, что тот «сам набрал, устроил и учил в Москве», а затем привел в Сумы пять полков, как видно, продолжал интересоваться занятиями сына.
Несмотря на холодность, прорывающуюся иногда в отношениях между ними, царь доволен действиями царевича и считает его своим наследником.
«Отец поручил мне управление государством и все шло хорошо» — так охарактеризует это время Алексей Петрович много позже, находясь в Вене.
Дела государства Российского объединяют обоих.
10 июля из Преображенского, получив от отца письмо, писанное едва ли не с поля сражения, царевич пишет ответ, поздравляя его с Полтавской победой, и сообщает о радости и ликовании московитян:
«Доношу, что о сем, по благодарении Бога, изрядно у меня веселились и у тетушки, и трудившихся при сем поздравляли. И никогда народ весь так весел не был, как о нынешней виктории».
Осенью Алексей отправился в Киев, получив приказ оставаться при той части армии, которая назначалась для изгнания Станислава Лещинского из Польши. Командовал корпусом князь А. Д. Меншиков.
23 октября из Мариенвердера Алексею приходит письмо от государя с приказанием ехать в Дрезден. Отец писал: «Между тем, приказываем вам, чтобы вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам (которые уже учишь, немецкий и фр.), геометрию и фортификацию, так же отчасти и политических дел… а когда геометрию и фортификацию кончишь, отпиши к нам».
В спутники и собеседники царевичу выбраны: князь Юрий Юрьевич Трубецкой и один из сыновей канцлера, граф Александр Гавриилович Головкин. Отправлялся за границу с царевичем и учитель его Гюйссен.
Князем А. Д. Меншиковым выдана была инструкция Трубецкому и Головкину. Оба, согласно ей, должны находиться в Дрездене incognito и наблюдать, чтобы наследник «сверх того, что ему обучаться велено, на флоретах забавляться и танцевать по французски учиться изволил».
Царевич, вероятно, догадывался об истинной цели отправки за границу. Об этом мы судим по тому, что с дороги в ноябре он отдает приказание в Москву продавать свои вещи, отпустить людей на волю.
Словно предчувствуя (еще так отдаленную) опасность, он пишет в апреле 1710 года духовнику из Варшавы на пути в Дрезден: «…еще бы вам переселение от здешних к будущему случилось, то уж мне весьма в Российское Государство не желательно возвращение…»
Гроза медленно, но неотступно надвигалась. Как часто бывает: кругом тишь, солнце глаза слепит, а уж тонкие натуры угадывают перемены в природе.
«Что потайнее, пиши через… Строганова», — просит царевич Игнатьева.
Гюйссен и барон Урбих еще в начале 1707 года приступили (по поручению Петра) к выбору невесты для царевича в Европе. Первоначально они было остановились на старшей дочери австрийского императора, но получили уклончивый ответ от вице-канцлера Кауница на сделанный ему запрос. «Если оправдаются слухи о посылке царевича в Вену для образования, — писал тот, — и императорская фамилия познакомится ближе с характером царевича, то брак будет не невозможен».
Ознакомившись с ответом, барон указал на принцессу Шарлотту. Им же предложено было направить царевича Алексея Петровича на год или два за границу, чтобы переговоры обрели более удачный ход. Петр, подумав, согласился.
Делу способствовал король Август, и, несмотря на некоторые интриги (в частности, со стороны венского двора, все еще не отклонившего мысли видеть царевича мужем эрцгерцогини), довольно скоро в Вольфенбюттеле был составлен проект брачного договора. На родителей принцессы не могла не произвести впечатления победа русских под Полтавой. На Петра в Европе начинали смотреть с изумлением.
С декабря 1709 по март следующего года царевич живет в Кракове, ожидая распоряжений отца.
Венский двор поручает графу Вильчеку понаблюдать за царевичем. Граф дает характеристику Алексею Петровичу. Царевич, пишет он, юноша роста выше среднего, но невысокого, широкоплечий, с широкоразвитой грудью и тонкой талией, маленькими ногами. Цвет лица его смугло-желтый, голос грубый; походка же такая быстрая, что никто из окружающих не мог за ним поспевать. Царевич сутулился. Граф Вильчек объясняет это тем, что Алексей до 12 лет жил в обществе женщин, «а затем попал к попам, которые заставляли его читать, согласно их обычаю, сидя на стуле и держа книгу на коленях, точно так же и писать».
В шумном незнакомом обществе царевич часто сидел задумавшись (Вильчек очень наблюдателен и не упускает из виду ни малейшей детали). Характер царевича, сообщает граф, скорее меланхоличный, чем веселый. Наследник русского престола скрытен, боязлив и подозрителен до мелочности. Он постоянно будто опасается за свою жизнь. Впечатление такое, что ожидает каждое мгновение покушения на него.
