Ближайший друг Левенвольде Георг-Рейнгольд Ливен вел род свой от одного из вождей тех коренных латышских племен, которые были порабощены рыцарями-меченосцами. В 1653 году Ливены получили титул баронов от королевы шведской Христины. Умный, хитрый и очень ловкий, Георг-Рейнгольд был очень предан Бирону и принимал большое участие в деле организации конногвардейского полка.
Все они протестанты и, что не менее важно, все входили в кружок ближайших друзей Бирона в Митаве.
Трудно судить, знал маркиз о существовании митавской масонской ложи или нет. И ведал ли он о том, что во времена его пребывания при берлинском дворе, а именно в четыре часа утра 15 августа 1738 года, был посвящен в масонство сын короля прусского Фридрих (3 июня 1740 года, всего через три дня по вступлении своем на престол, Фридрих заявит об этом приближенным, 4 июля прикажет секретарю берлинской Академии Форнею издавать в Берлине масонскую газету на французском языке — «Берлинский Журнал, или Политические и научные новости», а 13 сентября, под своим покровительством, откроет ложу «Трех глобусов», которая вскоре сделается «Великим Востоком» для всей Германии).
Невозможно так же судить и о том, известно ли было маркизу де ла Шетарди, что через свое доверенное лицо — саксонского посла Зума — Фридрих, будучи наследником, постоянно получал денежные субсидии от Бирона и Анны Иоанновны, что составляло большую тайну при дворе.
«Герцог курляндский, — писал Зум в одном из писем, в шифрованной приписке, — доставляет себе удовольствие, без всякого политического расчета, быть вам полезным, поэтому я продолжаю с ним устраивать заем, который вы смело можете принять от одной знатной дамы… Об этом деле знают только трое: герцог, дама (А. И.) и я. Напишите мне… шифрами сумму, которая вам нужна».
Зум был идеологическим наставником Фридриха. Именно он перевел для него метафизику философа Вольфа, ученика Лейбница, с немецкого на французский язык. Фридрих любил читать более по-французски и знал этот язык лучше, чем свой. Благодаря Зуму наследник прусского престола из материалиста превратился в деиста.
Напомним, переводчиком де ла Шетарди в России был Зум. Надо думать, обо всех переговорах маркиза с русскими тотчас становилось известно в Пруссии. Сам французский посол писал: «Зум более прочих министров пользовался доверием Бирона и всего русского двора».
Невозможно установить, кто принимал в масонскую ложу Эрнста-Иоганна Бирона. Достоверно следующее. В 1726 году Петр Михайлович Бестужев-Рюмин, некогда обер-гофмейстер двора герцогини Курляндской и благодетель самого Бирона, писал: «Бирон пришел без кафтана и чрез мой труд принят ко двору без чина, и год от году я, его любя, по его прошению, производил и до сего градуса произвел». (Письмо приведено историком прошлого столетия Арсеньевым в книге «Царствование Екатерины».)
Не могло не оказать влияния такое окружение на Анну Иоанновну. Прусский посланник Мардефельд уже в феврале 1730 года сообщал своему двору, что императрица «в душе больше расположена к иностранцам, чем к русским, отчего она в своем курляндском штате не держит ни одного русского, а только немцев».
Сделаем небольшое отступление.
К сороковым годам XVIII столетия иезуиты приобрели в Европе, как и во всем мире, сильное влияние, занимая ключевые посты в правительственных учреждениях и главенствующие позиции в области просвещения, философии. Шло наступление католичества на реформаторские страны Европы. Следствием этого столкновения католиков и реформаторов и стало возникновение и появление на арене политической борьбы тайной организации, призванной противостоять влиянию Ватикана. Поэтому по своей принадлежности масоны в большей степени именно протестанты, хотя в уставе союза «вольных каменщиков» и оговаривалась «всерелигиозность» ее членов.
Римская курия, чтобы устранить влиятельного конкурента, повела с ним жестокую борьбу. Масонов предавали анафеме. Их устав предполагал объединение людей разной веры: христианской, мусульманской, иудейской, а такой подход и такое отношение к религии запрещались католической и православными церквами. Римские папы требовали от глав правительств запрещения деятельности масонских организаций. Папа Пий IX в своей булле назвал масонство «сатанинской синагогой», «синтезом всех ересей».
При русском дворе масонство становилось удобной формой организации иноземцев.
Лютеранин по исповеданию, Бирон был чужд законам этой религии. Не имел пастора, лукаво объясняя, что держать его негде. Об отношении его к православию можно судить по следующему факту: когда дочь его Гедвига-Елизавета решила принять православную веру, Бирон пришел в бешенство. Дочь бежала из дому.
По свидетельству леди Рондо, он имел предубеждение против русских и выражал его явно перед самыми знатными из них. Немудрено, если кое-кто и подозревал его в тайной принадлежности к иудаизму. Известно, в Курляндии он покровительствовал иудеям.
Известный проповедник митрополит Амвросий в проповеди, сказанной 18 декабря 1741 года, характеризуя только что тогда павшее господство иноземцев в России времен Бирона, между прочим, говорит, что они постоянно заводили речь об ученых людях с тем, чтобы узнать таковых между русскими, погубить их, но не одними учеными они ограничивали свою адскую тактику. «Был ли кто из русских, — говорил он, — искусный, например, художник, инженер, архитектор или солдат старый, а наипаче ежели он был ученик Петра Великого: тут они тысячу способов придумывали, как бы его уловить, к делу какому-нибудь привязать, под интерес подвесть и таким образом или голову ему отсечь, или послать в такое место, где надобно необходимо и самому умереть от глада, за то одно, что он инженер, что он архитектор, что он ученик Петра Великого… Кратко сказать, — заключал он, — всех людей добрых, простосердечных, государству доброжелательных и отечеству весьма нужных и потребных, под разными претекстами губили, разоряли и вовсе искореняли, а равных себе безбожников, бессовестных грабителей, казны государственной похитителей весьма любили, ублажали, почитали, в ранги великие производили и проч.».
За семнадцать лет супружеской жизни с Бироном менялось, естественно, и мировоззрение Анны Иоанновны. (Злые языки говорили, что Бирон женился по настоянию Анны Иоанновны, чтобы иметь возможность дать имя ее детям.)
Русские при дворе дочери царя Иоанна Алексеевича не играли роли. Они превращались в ничто. И это подметил маркиз де ла Шетарди. «Знатные только по имени, в действительности же они рабы, — писал он в одном из донесений, — и так свыклись с рабством, что большая часть из них не чувствует своего положения».
«Куриозная свадьба» придворного шута князя Голицына, свершенная в ледяном доме 6 февраля 1740 года, как нельзя лучше доказывала это.
Князь Михаил Алексеевич Голицын, внук любимца царицы Софьи, Василия Васильевича, и сын пермского наместника, родился за несколько дней до того, как дед его и отец, лишенные званий и поместий, были отправлены в ссылку. Когда молодой князь достиг совершеннолетия, Петр I определил его солдатом в полевые полки, где он с большим трудом дослужился до майора. Выйдя в отставку и потеряв горячо любимую жену, Голицын испросил разрешения выехать за границу. Во время путешествия, во Флоренции, он, отец двоих детей, влюбился в итальянку низкого происхождения. Женился на ней и по настоянию ее перешел в католичество.
