Это не я! Володенька, Владимир Георгиевич, господин Иващенко, это не я! — потрясая письмом, налетела на него красавица Агата. — Не знаю, откуда ты… то есть вы это взяли, но это не я, правда! Это не я звоню по телефону вашей девушке! Я ей никогда не звонила! И дрянью ее не называла, и не говорила, чтоб она убиралась из вашего дома!
Это не я! — с другой стороны вопила Ирина Петровна. — Это не я затерла на вашем компьютере письмо из правительства! Я вообще не трогала ваш компьютер! И мэра с днем рождения я не забыла поздравить!
Вы забыли поздравить мэра? — растерянно переспросил Иващенко. И вдруг бешено взревел: — Мэра не поздравили с днем рождения? Да вы соображаете… — он осекся. — Какое письмо из правительства? Откуда вы… — Перевел глаза на Агату— Ты! Значит, это ты терроризируешь мою девушку? Из-за тебя она боится выходить на улицу?
Агата завопила что-то невразумительное о своей любви то ли к компании, то ли к самому Иващенко, Ирина Петровна тупо повторяла, что это не она, что она не хотела…
Охранник от нас шарахается, Серега в своем компьютерном отделе трясется от ужаса, собачки тоже, не говоря уж об этих… — Танька кивнула на дам, вопящих у стола Иващенко. — Ничего не нашли, но зато страху на корпорацию нагнали…
Страху? — вскинулась Ирка. — Страху! Я поняла! Я же переделала заговор! Случайно! Агата боялась, что Иващенко узнает о звонках, а Ирина — что он выяснит все об ее ошибках! Это они и прочитали в моих письмах. То, чего больше всего боялись! Говоришь, мы страху навели? Не-ет, это еще не страх! Вот сейчас будет настоящий страх! — Будто ковбой пистолет, Ирка выхватила из кармана старую колоду карт. — Ты, вроде, хотела полмиллиона заработать? У нас еще есть шанс! Если хоть кто-то здесь знает о пропавших деньгах, он наверняка очень боится разоблачения! — И ведьма пустила колоду веером. Яркие цветные картинки, легко порхая, покружились по кабинету и пестрой стайкой вылетели за дверь.
— За ними! — скомандовала Ирка.
Друзья ринулись в приемную. За столом, держа в руках распечатанный белый конверт, сидела секретарша и заливалась горючими слезами. При виде выглянувшего из кабинета Иващенко она вскочила и, уставившись на него мокрыми, красными глазами, закричала:
Не увольняйте меня, Владимир Георгиевич! Я же хорошо работаю!
Так, с ней все ясно, — деловито сообщила Ирка и выхватила конверт из рук секретарши. — Владимир Георгиевич не собирается вас увольнять, правда, Владимир Георгиевич?
Но письмо… — шмыгнула носом женщина.
— Не было никакого письма, — бубновая шестерка вернулась в карман Иркиных джинсов. — Письма отбираем обратно, все-таки они еще и бабушкины карты, — велела ведьма и выдернула ручку из стаканчика на секретарском столе. — На, Танька, записывать будешь, а то мы в их страхах запутаемся.
Они выскочили в коридор. Сзади тяжело забухали ботинки, Ментовский Вовкулака мчался следом. Карты неслись вдоль коридора и по одной шныряли под двери отделов. И тут же за дверями воцарялся ад.
Я не теряла никаких накладных, не теряла, не теряла! — кричал визгливый, женский голос— Смотрите, ну смотрите же, у меня все записано!
Не то! — сказала Ирка и метнулась к следующей двери. Та тут же распахнулась, крепко съездив Ирку по лбу.
Высокий мужчина в очень дорогом костюме выскочил из своего кабинета и прямиком ринулся к майору, потрясая вскрытым конвертом. В такт этому потрясанию крупный рубин в его кольце разбрасывал вокруг себя темно-кровавые искры.
— Я бедный человек, господин майор! Я действительно не могу содержать детей! Ну и что же, что они мои — они мне не по средствам! В конце концов, они уже вполне взрослые: одному девять, второму тринадцать. Должны сами зарабатывать, а не сидеть на шее у несчастного, практически нищего отца! И я не понимаю, почему милиция поддерживает их вымогательства! Да, я не являюсь на судебные заседания, ну и что? Я занят очень, деньги зарабатываю тяжким трудом! И никаким детям их отдавать не собираюсь! Так почему меня ищут, почему преследуют?
Танька брезгливо скривилась. А она еще думала, что только Ирке так исключительно не повезло с родителями: избавились от ребенка, как от ненужной обузы, и все дела! И вот вам пожалуйста, точно такой же экземпляр! На мгновение ей стало нехорошо: она представила, как ее собственный, родной и любимый папа готов так же заискивающе ныть лишь для того, чтобы сэкономить деньги на своей дочери! И вдруг поймала на себе взгляд несчастного просителя.
Вцепившись в отвороты майорского мундира, мужчина продолжал канючить про отсутствие средств и подлых детей, жаждущих его обобрать. Лицо его жалко морщилось… и лишь глаза жили своей, совершенно отдельной жизнью. Цепко и внимательно они вглядывались поверх майорского плеча в троицу ребят. Взгляд, словно бритвенное лезвие, черканул по лицу Таньки, метнулся к Ирке и остановился на Богдане. Мальчишка невольно отшатнулся. Мужчина быстро отвел глаза. Просительно взглянул на майора и забормотал:
— Господин майор, а может, два небогатых человека смогут понять друг друга? — в голосе его появилась особая доверительность. — У меня вот тут часы, настоящий «Ролекс», механические, ручная сборка, золотой корпус — и вы меня не видели! — он быстро сунул часы майору в ладонь.
Вы что? А его детям как, пропадать? — глядя на мужчину сузившимися от ненависти глазами, процедила Ирка. — Знаю я таких папаш! Только о себе, а ребенок — живой, мертвый — все равно! — В Иркином голосе слышалась давняя, привычная горечь.
Правильная ты больно! — пробормотал майор, с сожалением поглядывая на шикарный «Ролекс».
Он покосился на Таньку, словно рассчитывал найти у нее поддержку, но девчонка только гневно фыркнула. И майор вдруг взъярился:
— Нашу милицию часиками не купить! — он потряс «Ролексом» под носом у мужчины. — А ну быстро руку сюда!
Мужчина протянул руку, но вместо золотого браслета часов на запястье у него защелкнулся стальной браслет наручников. Второй браслет майор прицепил к трубе коридорной батареи.
Ты, мужик, пока тут посиди. Повестку в суд вот-вот поднесут. А то тебя небось там уже все заждались: и жена, и детишки, и судья, — сообщил майор и, будто по небрежности уронив «Ролекс» в собственный карман, бросился догонять ребят.
Странный мужик, — пробормотала Танька. — Смотрел на нас, как будто это мы его дети, мы у него родные и любимые денежки вымогаем.
Девчонки перебегали от одной коридорной двери к другой, вслушиваясь в доносящиеся из-за них крики: «Утюг выключить забыла!», «Коммунисты пришли к власти!», «Теща завтра приезжает!» и даже «Не хочу быть тумбочкой, не хочу, не хочу!».
Какие… экзотичные бывают у людей страхи! — прокомментировала Ирка и нехотя добавила: — Ничего мужик не странный. Обыкновенный. Ненавижу!
Кого, того дядьку? — Танька кивнула через плечо туда, где, печально поникнув у батареи, сидел на полу так неудачно попавшийся жадный папаша.
Таких, как он! — почти выкрикнула Ирка. — Как мой отец! Одинаковые сволочи, что тот, что этот! — она тоже кивнула на «узника батареи». — Если бы мой папуля хоть чуть-чуть, хоть капельку нами интересовался, может… может, и мама не считала бы, что ей со мной тяжело, что я ей мешаю! И не уехала бы в свою Германию! Как же я его ненавижу! Вот кого прибила бы с удовольствием!
