Из-за трений между Ординым и Салтыковым время было упущено. Литовцы отогнали друйского воеводу, а позднее передали Динабург шведам. То был прямой результат договора Я. Радзивилла о переходе Великого княжества Литовского под протекторат Швеции. Москва не пожелала признать этот договор. Но с союзом шведов с великим гетманом принуждена была считаться. Потому воевода Большого полка Я. К. Черкасский отказался от нападения на стоявшего в Кейданах Радзивилла.
Бои шли не только в Белоруссии, но и в Западной Украине, куда двинулись полки Хмельницкого и В. В. Бутурлина. Летом им удалось овладеть Брацлавщиной, Подолией и Волынью и в середине сентября 1655 года подойти к Львову. Здесь, в местечке Гродека, расположились польские войска, совсем еще недавно активно действовавшие на Правобережной Украине, а теперь пребывавшие в состоянии растерянности и даже паники.
Причина тому — разномыслие и падение духа. Речь Посполитая переживала одну из самых трагических страниц своей истории. С июля 1655 года к войне с Московским государством добавилась война со Швецией. Наступление Карла X оказалось не просто победоносным — триумфальным. В конце июля великопольское посполитое рушение — шляхетское ополчение — сложило оружие перед генералом Виттенбергом. В августе в Кейданах гетман Радзивилл признал протекторат Карла X над Литовским княжеством. При этом магнатам и шляхте было гарантировано сохранение их прав и привилегий и в перспективе — восстановление территориальной целостности княжества, то есть возвращение занятых русскими городов в Белоруссии. 29 августа Карл X занял Варшаву. В начале октября пал Краков, древняя столица Польского государства.
Все эти драматические события произошли вскоре после того, как войска Потоцкого отступили ко Львову. Но сам воздух, каким дышали польские ополченцы, уже был пронизан метастазами предательства и разложения. У шляхты еще хватило смелости подняться в поход и сбиться в шумные хоругви. Но в этих хоругвях не было ни воодушевления, ни стойкости духа, которые бы компенсировали слабость дисциплины и воинских навыков.
В конце сентября царские полки атаковали лагерь у Гродека. Жолнеры дрались мужественно и даже потеснили рейтар, которые навели противника на казацкую пехоту. Последовали удары по флангам. Жолнеры поддались. Ополченцы не сумели оказать им помощь и сами стали отступать. Последние остатки мужества растопили панические крики: «Новое войско идет на нас!» Все смешалось. О сопротивлении уже мало кто думал. Гетман Потоцкий едва во второй раз не угодил в плен к Хмельницкому. Между тем «новое войско», принятое шляхтичами за противника, на самом деле было перемышльским ополчением, спешившим им на помощь. Опоздало оно совсем немного. Но в таких сражениях и немного — очень много, если итог — поражение.
Победа позволила приступить к правильной осаде Львова. Но осаду Хмельницкий повел вяло. Больше было пересылок парламентерами, чем ядрами. Богдан требовал капитуляции, при этом много оправдываясь и демонстративно высказывая свое неудовольствие союзником — русскими. Позднее польские послы в стане гетмана обратили внимание на то, что духовник гетмана, читая молитву, не упомянул царского имени.
Осада продолжалась весь октябрь. «Не надейтесь более на вашего короля Яна Казимира, — уговаривал Хмельницкий защитников Львова. — Об нем говорить нечего: уже шведский король овладел Краковом, а мы с ним вошли в братство и положили такой договор, что шведский король и московский царь с казаками в союзе все разом наступят на Польшу. Мы уже поделились. Король шведский держит то, что ему Бог дал, а нам помог Бог овладеть нашей русской землею, там мы за нее стоим и хотим, чтобы и волки сыты и овцы целы».
Гетман преувеличивал, подавая дело так, будто все противники Речи Посполитой навалились на нее в полном согласии между собой. На самом деле они рвали страну порознь, ревниво поглядывая друг на друга. Но вот «братства» с Карлом X Хмельницкий действительно искал. Подо Львовом к нему прибыли посланцы шведского короля, сообщившие о согласии Карла X признать Богдана правителем всей Украины. При этом король готов был заключить с гетманом союз, направленный как против Яна Казимира, так и против Алексея Михайловича.
Здесь же, подо Львовом, Ян Казимир поспешил опровергнуть заявления Хмельницкого, что «об нем, короле, говорить нечего». К казакам приехал королевский посланник Станислав Любовицкий. Горькие уроки многому научили короля. Он изъявил согласие пойти на значительные уступки. Но Хмельницкий отказался вернуться в подданство. В беседах с Любовицким гетман заговорил о полной самостоятельности Украины, для чего приводил в пример испанского короля, даровавшего суверенные права Голландии. При этом стороны делали вид, будто Переяславльского договора не было вовсе.
Поведение Хмельницкого свидетельствовало, что одной только Рады, жалованных грамот и взаимных обещаний было слишком мало для прочного политического единения. Оно должно было прорастать годами, видимыми выгодами, которые раньше, до принятия подданства, представлялись бесспорными, а после стали сомнительными. В итоге, как только ситуация изменилась и для гетмана со старшиной открылись новые перспективы, все вновь заколебалось. Иным показалось, что с началом Первой Северной войны плата подданством царю за освобождение от короля слишком большая и надо искать новых выгод; другие готовы были удовлетвориться покладистостью короля и шляхты и вернуться в прежнее подданство. Старшину залихорадило: то были симптомы страшной болезни, которая подтачивала единство и вскоре привела к пагубному для судеб Украины расколу. Правда, присутствие старого гетмана не давало пока болезни обостриться. Авторитет Хмельницкого был столь высок, что амбициозное окружение гетмана терпеливо ожидало именно его решения.
Несомненно, что в эти недели Хмельницкий колебался. Не поспешил ли он с подданством царю? Не слишком ли связал себя? Но он был достаточно опытным политиком, чтобы принимать поспешные решения. Легко было оборвать непрочные узы, соединившие его с царем. Но что это даст ему, казачеству, Украине? Хмельницкий слишком хорошо знал цену королевских обещаний. Не торопился он довериться и королю Карлу X. Сколь ни соблазнительным казался статус независимого владыки, старый гетман искал для своей власти прочного основания и покуда предпочел следовать прежним курсом.
Тесное общение с поляками, тем не менее, отразилось на отношениях с царскими воеводами. Сразу повеяло холодом. Старшина принялась обвинять царских воевод и начальных людей в невежестве и гордыне. Воеводы, в свою очередь, с растущим недоверием взирали на частые пересылки казаков с поляками и выискивали признаки измены. Все это не ускользнуло от внимания поляков. Комендант Львова писал: «Я удостоверился собственными глазами, что между москвитянами и казаками нет согласия и ладу. Сам Хмельницкий мне сказал, что не хочет знать Москвы: она очень груба».
Весть о появлении в тылу крымских татар, союзников польского короля, дала основание Хмельницкому отказаться от осады Львова. Царские полки двинулись следом за казаками. Шли порознь. Порознь и отбивали наскоки татар, которые, впрочем, пока не очень упорствовали — добыча была явно им не по зубам. Наконец в начале ноября у местечка Озерное Мухаммед-Гирей со своей стотысячной ордой попытался остановить русско-украинское войско. Сражение окончилось поражением хана. Он принужден был уйти с Украины, подписав с Хмельницким договор о мире.
