Просто вопиющей была ситуация в 62-й кавалерийской дивизии, где в наличии имелось всего 1202 винтовки и карабина образца 1891 г., или меньше половины от требовавшегося количества, 27 станковых и 50 ручных пулеметов, 35 револьверов, 37 самозарядных винтовок, 961 шашка. Винтовочных патронов – 1,6 боекомплекта, револьверных – 0,37 комплекта, патронов к пистолетам ТТ и автоматам ППШ – 0,075 комплекта. В дивизии не хватало 1626 винтовок, 21 станкового и 48 ручных пулеметов, вообще не было ни артиллерийских орудий, ни минометов, ни автоматов [134] . 11 ноября начальник штаба дивизии полковник Н. В. Греков докладывал начальнику артиллерийского снабжения 56-й армии о том, что в 62-й дивизии « автоматического оружия не имеется, имеется 37 самозарядных винтовок, которые распределены по частям. Комсостав частично вооружен винтовками, так как нет ни револьверов, ни пистолетов » [135] .
Очевидцы подтверждают слабое вооружение 62-й дивизии: «В район, где действуем мы, подошла наша 62-я кав-дивизия, правда, вооружена она была слабо, одни клинки и часть винтовок» [136] . Возмущенный передачей дивизии в действующую армию в подобном состоянии, заместитель наркома обороны СССР начальник Главного управления формирования и укомплектования войск РККА армейский комиссар 1-го ранга Е. А. Щаденко писал, обращаясь к И. В. Сталину, что « такой способ использования частей и соединений, незаконченным формированием и недовооруженных, принесет вред делу и погубит части » [137] .
Определенные трудности возникали и с организацией питания красноармейцев, особенно на передовой. Чтобы избежать потерь от действий вражеской авиации и артиллерии, продукты на фронт подвозились раз в сутки и, как правило, уже вечером. Но « случаи перебоев в получении горячей пищи » все равно были нередки. Это порождало обоснованное недовольство бойцов, заявлявших: «Мы нужны только для наступления» [138] .
Несмотря на наступление холодной погоды, многие бойцы и командиры 56-й Отдельной армии не получили вовремя зимнего обмундирования. Приходилось изыскивать и перераспределять собственные ресурсы. Так, 9 ноября командир 183-го кавалерийского полка 62-й кавалерийской дивизии майор Ромазов приказал все имевшиеся в подразделениях ватные куртки и пиджаки передать личному составу, направлявшемуся в район обороны [139] . 13 ноября командир и военный комиссар дивизии писали в Военный совет 56-й Отдельной армии о том, что уже более месяца упорно добивались снабжения вверенного им соединения « хотя бы только теплыми портянками, бельем и шапками. Последние предрассветные заморозки и морозы застали дивизию в летнем обмундировании. Люди в бумажных пилотках и в летних портянках мерзнут в полевых караулах и в разведке. Вся боевая работа дивизии проходит в болотах по реке и ерикам в воде и сырости ». Командование дивизии просило дать распоряжение интендантству ускорить выдачу теплых вещей, так как « своими силами сумели одеть только 25 % людей » [140] . На следующий день в приказе штаба дивизии отмечалось, что при раздаче теплых вещей « одни бойцы получили теплую шапку, башлык и телогрейку, а другие ничего ». Штаб предлагал равномерно распределить теплые вещи между всеми бойцами, выдав валенки и бурки только часовым, несшим караульную службу [141] .
Но и через неделю, 20 ноября, когда уже шли бои за Ростов, дивизионный интендант майор Лисовский докладывал, что в наличии имелось только 40 процентов шапок-ушанок, 43 процента телогреек, 18 процентов ватных шаровар. Лишь перчатками дивизия была снабжена полностью, но вообще не было теплого белья. Кроме того, требовалось для перековки 4,9 тысячи и для возможного запаса – еще 15 228 подков. Если запасом продовольствия дивизия располагала на восемь суток, то овса имелось всего две суточные дачи. Отсутствовавший в занятом районе овес пришлось заменить ячменем [142] .
Поскольку тыловые службы докладывали о том, что потребности соединений в теплом обмундировании были в целом удовлетворены [143] , сбои в снабжении объяснялись низкой эффективностью работы интендантов. Свою негативную роль играла и «ведомственная разобщенность» тыловых служб армии и фронта. Это подтверждают неоднократные обращения командования 62-й дивизии о замене 350 пар выданных сапог на сапоги или ботинки большого (43–45) размера: «Люди в дивизии крупные, сапоги же дали в большинстве малых размеров. С наступлением морозов люди в тесных сапогах морозят ноги» [144] . Только благодаря помощи советских и партийных органов города Азова в конце концов удалось решить данную проблему [145] .
Без поддержки со стороны населения и гражданских властей 56-й Отдельной армии пришлось бы намного сложнее. Однако отношения военнослужащих с мирными жителями вряд ли можно свести к стандартной формуле «единства армии и народа», ставшей одним из важнейших лозунгов советской пропаганды. Жители региона не только участвовали в строительстве оборонительных сооружений, снабжении воинских частей продуктами, снаряжением, но и присылали военнослужащим посылки, теплые вещи, письма, поздравления с праздниками, выступавшими свидетельствами их заботы о фронтовиках.
Так, 8 ноября 353-я стрелковая дивизия получила 9 автомашин с подарками трудящихся для бойцов. В политдонесении политотдела дивизии отмечалось, что в ответ « бойцы написали и направили колхозам, пославшим подарки, свыше 30 писем » [146] . В одном из таких писем, направленных военнослужащими артиллерийской батареи 76-мм орудий 1153-го стрелкового полка в газету «На защиту Ростова», говорилось: «Находясь на боевых рубежах по защите г. Ростова, мы, бойцы, командиры и политработники, чувствуем Вашу теплую заботу». Далее отмечалось: «Эти подарки нам дороги потому, что преподнесены от трудящихся, которые вместе с нами живут, одними мыслями и единым мнением и готовностью вместе отстаивать свою независимость и драться с фашизмом». В конце письма следовали традиционные заверения в том, что советские воины будут « драться до последних сил против наших врагов и отстаивать завоевания Октября », призывы к трудящимся « еще больше сплотиться и еще энергичнее работать в тылу для укрепления фронта » [147] . Красноармейцы 606-го стрелкового полка 317-й стрелковой дивизии Назарян, Дорохин, Матевосян в ответном письме к трудящимся Ростова-на-Дону, приславшим им подарки, также писали: «Забота и внимание ростовчан обязывают нас еще упорнее драться с фашистами. Мы заверяем Вас и свое командование, что будем драться до последней капли крови за наши города и села» [148] .
Наряду с этим встречались и прямо противоположные примеры взаимоотношений с населением. В донесениях подразделений 64-й кавалерийской дивизии, оборонявшей переправы через Дон и Маныч в конце осени 1941 г., не раз подчеркивалось: «Есть случаи антисоветского настроения», «Настроение мирного населения к РККА плохое» [149] . Донские станицы и хутора еще не забыли политики расказачивания и массовых репрессий по отношению к казачеству. В условиях немецкого наступления осенью 1941 г. недовольство советской властью могло принимать и открытые формы, выражаясь в прямом переходе на сторону противника.
Так, в середине декабря после освобождения села Недвиговка был задержан Константин Владимирович Тимофеенко, 1923 года рождения, который « оказывал помощь немецкой армии. На основании этого Тимофеенко был арестован и на следствии разоблачен как немецкий пособник ». Пособничество К. В. Тимофеенко выразилось в том, что добровольно, « будучи доверенным человеком в лице немецкого коменданта без всякого конвоя в течение всего времени пребывания немцев в с. Недвиговка на подводе возил к линии фронта в р-н Сафьяновка для немцев продукты питания и горючее ». За это получил от немецкого офицера « в качестве вознаграждения пару лошадей колхозных, повозку, линейку и одну телку ». Тимофеенко также признался в том, « что он при приближении фронта умышленно остался дома, ожидая прихода немцев и таким образом, совершенно уклонился от службы в Красной армии » [150] . И такие случаи не были единичными.
