Так мы ели и разговаривали, разговаривали и ели — а пломбира не становилось меньше. Наконец, когда мы обе уже объелись до легкой тошноты, Сьюзан достала ремень из рюкзака и бросила его на стол. Она сказала, что сейчас в разработке находится его более изящная коммерческая версия, которая скоро поступит в продажу. Мне же достался тот самый прототип, который они использовали в предыдущих исследованиях. Увидев ремень, я перестала удивляться, что у одного из волонтеров возникли проблемы с его провозом через таможню США. Передо мной лежал настоящий пояс террориста-смертника: толстая, шириной чуть меньше десяти сантиметров черная тесьма, на которой закреплены несколько коробочек размером с упаковку сигарет, по сторонам свисают провода, а довершает картину зловещего вида разъем. Чтобы включить ремень, нужно обернуть его вокруг талии, затянуть и соединить концы провода. Желательно делать это с максимально невинным выражением лица.
Сьюзан объясняет: некоторые коробочки — это тактильные моторы, которые вибрируют примерно как мобильный телефон. Одна из коробочек побольше — это приемник GPS, подключенный к тактильным звоночкам. GPS постоянно отслеживает, в каком направлении находится север, и пересылает эту информацию к тактильным элементам, так что вибрирует тот из них, который смотрит на север. К ремню прикреплены еще две большие коробочки — это батарейки. Ознакомив меня с комплектацией ремня, Сьюзан протянула мне промышленного вида зарядное устройство.
Может, я слишком много времени провела в параноидальной атмосфере лондонских улиц, но, когда Сьюзан встала, надела ремень и без задней мысли соединила провода, мне оставалось только радоваться, что обитатели Берлина такие расслабленные и равнодушные. Я нервно озиралась по сторонам: ремень оживленно жужжал — но никто и бровью не повел. Ладно, Сьюзан — рыжеволосая девушка двадцати с небольшим лет с невинным выражением лица, одетая как типичный горожанин, ей простительно. Но если бы я увидела незнакомого человека, застегивающего такой ремень в людном месте, я бы бросилась наутек.
Но пришел мой черед. Я поддерживала кофту, чтобы не мешала, пока Сьюзан застегивала на мне ремень и соединяла провода. Я так и не смогла расслабиться и сказала, что не стала бы проделывать такое в Нью-Йорке или Лондоне. Сьюзан только рассмеялась: «Это Берлин, никому дела нет». Серьезно? А мне ведь сегодня встречался вооруженный полицейский… Когда я вернулась к друзьям, которые приютили меня в Берлине, Нил (он роддом из Америки) подтвердил, что я не зря сомневаюсь: «За такое в Нью-Йорке можно получить в бок электрошокером», — сказал он. «В лучшем случае», — мрачно добавила я. Так или иначе, я уже решила не брать пояс с собой на конференцию по нейробиологии в Чикаго в следующем месяце. Хотя мне очень хотелось бы опробовать его в незнакомом городе, ради этого вряд ли стоит рисковать получить пулю.
Так как исследовать исторические достопримечательности Берлина в тот вечер из-за дождя не получилось, мы со Сьюзан направились в центр Sony — огромную крытую площадь, с одного края которой расположен кинотеатр. По ее словам, здесь проходят все главные кинопремьеры. Этот комплекс зданий достаточно велик, чтобы попробовать выполнить на его территории задания на ориентировку, которые обычно проводят в лаборатории — с ремнем и без него. Это чем-то напоминает упражнения на доверие, которые предлагают делать на тренингах по сплочению рабочего коллектива. Сначала мы отключили ремень, я закрыла глаза, и Сьюзан за руку водила меня по округе, постоянно поворачивая то в одну, то в другую сторону. Примерно раз в минуту она останавливалась и просила меня показать, с какой стороны кинотеатр. С этим заданием я справилась неплохо, более-менее угадывала направление. В центре площади есть большой фонтан, шум которого помогал мне примерно ориентироваться — то есть, наверное, я немного мухлевала.
Потом я включила ремень, отметила про себя, в каком направлении по отношению к кинотеатру он вибрирует, и закрыла глаза. Сьюзан снова водила меня кругами, постоянно сворачивала и путала следы, а потом останавливалась и просила указать на кинотеатр. С поясом отвечать намного легче — если раньше я просто гадала, то теперь не сомневаюсь, что отвечаю правильно. «Он вон там», — уверенно показала я и не ошиблась. Даже как-то слишком просто.
На этом мы попрощались, и я увезла свое новое ощущение направления в квартиру Нила и Джесс — которая, как оказалось, находится на северо-западе от Sony-центра.
Ремень большой и тяжелый, из-за него я постоянно осознаю, куда двигаюсь, — но мне нравится, что у меня одной в распоряжении есть это секретное чувство. Однако тем же вечером, когда Нил и Джесс показывали мне окрестности, я обнаружила, что компас есть не у меня одной. В какой-то момент Нил показал на идущую по низу улицу и сказал:
— Нам туда.
— Ага! — гордо воскликнула я. — То есть нам на север?
— Ну да, — ответил он, подняв бровь, будто я сказала что-то совсем очевидное.
Никогда бы не подумала, что люди могут определять север и ориентироваться по нему в знакомом окружении! Но чем больше я узнаю´ о том, как привыкли ориентироваться другие люди, тем яснее понимаю, что столь необычное для меня чувство севера некоторые мои друзья используют для ориентации в пространстве, даже не задумываясь. Хотя в отличие от черепах и голубей (а согласно некоторым исследованиям, даже коров и собак) в голове человека, насколько нам известно, нет встроенного компаса — то есть этот навык всегда приобретенный.
Мой муж Джон показал, как пользуется этим методом, когда во время совместной прогулки с собакой мы останавливались и играли в игру «угадай, где север»: «Я знаю, что главная дорога вон там и идет в ту сторону; и что наш дом южнее этой дороги, а пришли мы вон оттуда — значит, север… вон там». Тогда я никак не могла его понять, но надеялась, что с помощью ремня научусь рассуждать подобным образом. Как только я запомню общее расположение земель относительно сторон света, мне должна открыться возможность составить в уме карту всего своего окружения относительно этих ориентиров.
Мне хотелось больше узнать о возможностях пространственного мышления человека, поэтому я углубилась в дебри научной литературы — и обнаружила кое-что неожиданное. На самом деле нельзя сказать, что мои навыки ориентации развиты плохо, — просто я использую одну из двух возможных навигационных стратегий. Некоторые люди, например Джон и Нил, ориентируются в пространстве так: составляют топологические планы территорий и мысленно связывают их в единую карту. Согласно исследованию, которое я обнаружила, эту стратегию чаще используют мужчины, и она особенно хороша для того, чтобы сформировать общее представление о ландшафте. Если у вас есть такая карта, намного проще догадаться, в какую сторону можно срезать и куда нужно идти, чтобы попасть домой. И, конечно же, вы можете узнать, с какой стороны находится север, — и занести это в свою внутреннюю карту.
Другие люди — например я, а если верить тому исследованию, то и большинство женщин в мире, — обычно запоминают определенные маршруты и ориентиры: нужно идти по этой дороге до церкви, перейти на другую сторону, повернуть направо на следующем светофоре и т. п. Естественно, срезать в таком случае намного сложнее, потому что стоит вам сойти со знакомого маршрута — и вы потерялись. Этим можно объяснить, почему среди домочадцев я прослыла человеком, который восклицает «А, так вот мы где!», оказываясь у знакомого поворота улицы. Обычно в таких случаях Джон отвечает мне: «Ну да. А ты как думала, где мы?»
