— У меня медицинское образование. Как и у моего мужа. Мы имели возможность оказать ему надлежащую помощь. Дать ему природное стимулирующее средство.
— «Скорую помощь» не вызвали? — спросила Анетта.
— Это не потребовалось, — ответила доктор Рея. — Опасность удалось ликвидировать. Больницы причиняют больше вреда, чем люди себе представляют. Тело человека — самоисцеляющаяся система. Статистика показывает, что жертвы инфаркта, просто предоставленные сами себе, имеют больше шансов выздороветь, чем те, которых увозят в больницы. Их убивают дорога и сильнодействующие наркотики, введенные в уже ослабленный организм. Я высококвалифицированный врач, миссис Хоррокс, и знаю, о чем говорю. Что же до вашей враждебности, то она мне понятна, супруги, как правило, относятся к психотерапевту как к врагу, поэтому не воображайте себя существом уникальным. Супруги видят в терапии вмешательство в их брак. Но бывает и так, что психотерапевт своим вмешательством спасает брак, который иначе бы развалился. Если, конечно, психотерапевт находит, что данный брак подлежит сохранению. Вам кажется, что вам угрожает опасность, это естественно. Я вас вполне понимаю.
— Мне не кажется, а в самом деле угрожает опасность, — отозвалась Анетта. — И я даже не имею возможности проконсультироваться с другим врачом. Вы утверждаете, что причиной якобы перенесенного Спайсером сердечного приступа являюсь я? И то же самое вы говорите Спайсеру?
— Почему «якобы»? Почему вы оспариваете факт его болезни?
— Потому что он не обратился к нашему лечащему врачу.
— Он сменил своего лечащего врача, миссис Хоррокс. Я его врач и консультант.
— И еще астролог, не забудьте. Обложили его со всех сторон, да?
— У вас предательский Меркурий, миссис Хоррокс. Вы изображаете собой Фому Неверующего, глупца, который насмехается, который враг самому себе. Иногда смех скрывает под собой огромные количества негативной энергии. У вас напряженный Меркурий в Десятом доме.
— Значит, это стресс плохо влияет на сердце Спайсера? Не годы пьянства и курения, не генетика или что-то в таком роде. И даже не негативный Меркурий. А просто стресс. То есть я.
— Супруги в большинстве случаев служат первопричиной стресса, — сообщила доктор Рея.
— Стало быть, в болезни Спайсера виновата я?
— О вине мы не говорим, миссис Хоррокс, — уточнила доктор Рея.
— Я вам не особенно нравлюсь, правда? — сказала Анетта. — Или вам просто нравится разрушать основы чужих жизней?
— Напротив, к моему собственному удивлению, вы мне очень нравитесь, — ответила доктор Рея. — Даже несмотря на вашу временную враждебность ко мне.
— Чего же удивляться? Это ведь все можно прочесть у меня в гороскопе, — пожала плечами Анетта. — Интересно, что вами на самом деле движет? Зависть к моей беременности? Или к тому, что я издала книгу? Может быть, вы несостоявшаяся романистка? Может быть, вы попробовали что-то создать и не сумели? И сидите теперь, зарабатываете на хлеб, сочиняя чужие проблемы, переделывая истории чужих жизней, переворачиваете представления людей о самих себе — измышляете сценарий о Спайсере, который сможет превосходно обойтись без меня. Да Господи, мы со Спайсером друг без друга совсем бы потерялись! У нас очень близкие и очень прочные отношения.
— Которые год за годом все больше портятся, хоть вы этого и не замечаете, — сказала доктор Рея.
Ребенок проснулся и пнул Анетту под ребро.
— Какой ужас, — сказала Анетте Гильда. Они обедали вместе у «Антуана». Гильда выбрала себе фаршированный перец, Анетта — салат из помидоров с брынзой.
— Мне сначала казалось, что это смешно. Но потом я ощутила ужас. Когда она, совершенно изничтожив меня, пригласила Спайсера, я сказала как только смогла весело: «По мнению доктора Реи, нашим следующим шагом должен быть развод». На что Спайсер возразил: «Никто не говорит о разводе; развод — это бумажка». А доктор Рея говорит: «Я рада, что миссис Хоррокс так легко это все воспринимает; в данных обстоятельствах, я полагаю, наилучшая рекомендация — это разъехаться». На что я ей: «А по мне, либо вы вместе, либо врозь; разъезжаются только ноги на льду».
— Не надо было тебе зубоскалить, — заметила Гильда. — Теперь она тебе этого не простит.
— Зато Спайсер сказал, что нам надо все-таки сделать еще одну попытку, и если я смогу проявить больше сексуальной отзывчивости, это пошло бы на пользу делу. А она принялась разглагольствовать на тему о порождающей силе земной округлости и извечной фаллической проникающей воле, которая есть образ сознания, восстающего из подсознания, этой исходной основы бодрствующего эго.
— Это она о том, чтобы он тебя сзади? — спросила Гильда. — Похоже на то.
— Представления не имею. Надеюсь, что нет, — ответила Анетта. — Но Спайсер, должно быть, понял именно так.
— Почему ты надеешься, что нет?
— Потому что, если оставить в стороне бодрствующее эго, для него это способ надругаться, низвести меня до дерьма!
— Тише, пожалуйста, — сказала Гильда. — Чего ты так расшумелась? Непонятно, почему ты это воспринимаешь в таком свете. Мне, например, нравится.
— А вот я так воспринимаю, и все. Нематеринская сторона моей личности. Не для него, не для того предназначена природой. Путь к удовольствию/боли. К смерти, а не к жизни, к кряхтению, а не шепоту; к молчанию. Потом доктор Рея прочитала нам лекцию насчет охватывающего землю доприродного уроборического змея и светозарного начала, и я согласилась попытать удачи еще раз, чего от меня и ожидали.
— В чем удачи, в браке?
— К тому времени сам «брак» уже тоже стал каким-то светозарным началом, а не словом, означающим нашу со Спайсером совместную жизнь. А я вроде как-то подкапываюсь под него, разрушаю его, затопляю черными водами архетипического потопа, и надо меня остановить.
— А Спайсер? Он все делает правильно?
— Да. Спайсер просто прорывается на свободу, как бабочка из кокона неведения.
— И он относится ко всему этому всерьез? — уточнила Гильда.
— Я тебе говорю, она каким-то специальным способом подтачивает его рассудок. Но самое жуткое было то, что он во всем принимал ее сторону, не мою. И что он сказал, будто я удушаю его сексуально и он несчастлив в браке.
— Он это не имел в виду, он просто тебя казнил.
— Но за что ему меня казнить?
— За то же, что и ей. За то, что ты творишь нечто там, где ничего не было. Носишь ребенка и написала книгу. Вот они в глубине души и скулят от зависти, эта парочка. Кроме того, он до смерти напуган, и если, чтобы спасти свою драгоценную жизнь, ему потребуется тебя утопить, он и глазом не моргнет.
— Выходит что так, в общем и целом, — согласилась Анетта. — Но что я могу со всем этим сделать? Поздно! Какая уж я есть, такая есть, добрых десять лет Спайсера это вполне устраивало — и вдруг, здрасьте пожалуйста!
