Олеся покачнулась, однако, смогла удержаться на ногах. До последнего она надеялась, что увидит кого-то другого. Веря в чудо, отправилась сюда, чтобы опровергнуть слова Рогозина, хотя можно было просто позвонить. Но волшебства не получилось — перед ней лежала Галина.
— Почему она улыбается?!
Олеся в ужасе смотрела на некогда симпатичное лицо Гали, сейчас превратившееся в маску.
— Не стоит так кричать, — осадила медичка. — Защемление лицевых нервов, ничего сверхъестественного.
Вот только Смирнова ей не поверила. Не могла. Казалось, подруга была умиротворена. Словно умерла от счастья.
Но разве от этого умирают?
— Спасибо, — наконец, пробормотала Олеся. — Я, пожалуй, пойду.
И, покачиваясь, пошаркала к выходу.
— Дождитесь свидетельства, — крикнула вдогонку сотрудница. — Без него похоронное бюро не примет заказ.
— Да, конечно, — только и сумела выдавить Смирнова.
На улице немного полегчало. Исчезла дрожь в ногах, прошло легкое головокружение, лишь иногда ее подташнивало, когда ветер доносил слабый запах формалина. С сегодняшнего дня он прочно ассоциировался со смертью. А еще не уходила из головы улыбающаяся Галка. Сколько Олеся не отмахивалась от этой картинки, она будто нарочно вставала перед глазами.
Ждать пришлось недолго. Вскоре опять открылась дверь, и выбежала уже знакомая сотрудница. Подозвав Смирнову, она отдала заполненную бумагу. Олеся бросила взгляд на графы и тут же спрятала документ в рюкзак. Видеть Галкины инициалы на таком листе было ужасно.
Часть дела выполнена, но оставалась еще самая неприятная — рассказать родственникам подруги о случившемся. Звоня Дмитрию, Олеся малодушно надеялась, что эту функцию он возьмет на себя, но получилось по-другому. Обязанности легли на ее плечи. Опять. А так хотелось спрятаться от всех в темном уголке и забыться.
Смирнова глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
Некогда ныть, пора браться за дело.
К вечеру Олеся едва держалась на ногах. Тяжелый разговор с родителями Галины, выматывающая беседа с представителем похоронного агентства и все это под аккомпанемент звонков Дмитрия буквально высосали из нее силы. Под конец дня со Смирновой связалась Любочка и справилась о причине прогула. Мысленно дав себе подзатыльник, Олеся рассказала о трагическом событии, пообещав, что напишет заявление позже. Люба поохала, поахала, заверила, что соберет с коллег материальную помощь и отключилась.
Домой Смирнова так и не вернулась, решила перекантоваться в квартире Галины. И пусть все здесь напоминало о погибшей подруге, по крайней мере, взбешенный муженек сюда точно не проберется.
Даже если Дмитрий догадается, что она прячется тут, внутрь без ключа все равно не пройдет. Пусть уж он ночует сегодня в их квартире, глядишь, и избавит ее от малоприятного занятия по сбору своих вещей. Впрочем, если назло не ударит пальцем о палец, завтра утром он в любом случае отправится на службу или подработку (без разницы). И пока Смирнов изображает трудовое рвение, она успеет поменять замок.
В холодильнике еды не оказалось, сам агрегат был выключен. Хозяйственная Галка успела не только закрыть вентили на воде и газовой трубе, но и освободить «большого белого друга» от скоропортящихся продуктов. Желание готовить так и не появилось, поэтому Олеся заказала пиццу по телефону. Пока курьер петлял по трассе, она решила заняться брошенными у порога сумками. Все равно это нужно сделать. Так, почему бы не начать прямо сейчас. Вдруг получится отвлечься от нерадостных мыслей.
Первым делом Олеся вернула на место ноутбук, незачем хрупкой игрушке валяться на пороге. Затем разложила по ящикам косметику, банные принадлежности и средства гигиены. Возможно, зря она все это затеяла, но, по крайней мере, не сидела, тупо уставившись в стену, оплакивая подругу. Хотя слезы нет, да нет, но набегали на глаза, когда Олеся доставала из сумок очередную вещь.
Галкин халат — один из подарков от них с Дмитрием на новоселье.
Старая футболка с Веселым Роджером — у Олеси тоже была подобная. Давно, лет восемь назад они все вместе целых две недели занимались ничегонеделанием на базе отдыха с одноименным названием и уже под конец заезда, не сговариваясь, купили друг другу подарки. А потом хохотали как ненормальные раз за разом, вынимая из оберточной бумаги двенадцать одинаковых футболок подряд.
Шелковая туника с восточным мотивом. Очередной шопинг, тряпка, приглянувшаяся обеим, бурная ссора прямо в магазине и итог — вещица досталась Галке, а Олеся, обидевшись, целую неделю не разговаривала с коварной обманщицей.
Нелепая ссора из-за пустяка. Если бы знать тогда…
Олеся шмыгнула носом и прижала тряпку к груди. Она пахла духами подруги.
Следующий предмет высвобождался из недр сумки, и новая волна воспоминаний накрывала Олесю с головой. Расческа, их совместная малюсенькая фотография, яркий малиновый кошелек, пачка платочков, связка ключей, блокнот… Сколько всего.
Смирнова машинально сжала записную книжку. Хотела ее закрыть, но что-то мешало защелкнуть кнопку. Оказалось, между страницами забыта шариковая ручка, именно она-то и не позволяла краям соединиться. Но не это привлекло внимание Олеси. Весь разворот был испещрен одной-единственной фразой: «До смерти — три оргазма».
Что за бред?!
Некоторые предложения были написаны небрежно, другие, наоборот, выведены столь тщательно, со старанием, казалось, Галя вкладывала душу в каждую букву.
Олеся несколько раз прочитала написанное, но, никак не могла взять в толк, что оно обозначало. Надеясь получить подсказку, перевернула страницу назад, в глаза бросилось — «Слава». Тут же пролистала обратно — это имя вызывало лишь рвотный рефлекс. Просмотрела всю книжечку, обнаружила еще одну, не менее загадочную строчку: «Мой третий оргазм — последний, но я готова. Ради тебя, любимый, я готова на все».
Что за ерунда? Смерть? Оргазм? Как эти слова, вообще, могут сочетаться? Любимый? Кто? Глеб? Орлов? Непонятно. К чему такому Галка была готова? Не к смерти ведь?
Столько вопросов и не одного ответа.
Олеся не была удивлена самому наличию записей, иногда на подругу находило, и она с удовольствием поверяла секреты клочку бумаги, а потом с еще большим наслаждением избавлялась от доказательства собственной слабости. Волновало другое: смысл прочитанных фраз, вернее, полное отсутствие оного. Вот только Смирнова чувствовала, что он был, и ей жизненно важно разгадать эту загадку.
Олеся до рези в глазах всматривалась в предложения. Буквы извивались, словно ядовитые змеи и скрывали смысл, но она не отступала, зная, что должна это сделать.
Когда перед глазами начало не то чтобы двоиться, троиться, Смирнова на время отложила злополучный блокнот.
Нет. Так нельзя. Если в таком духе продолжится и дальше, она начнет строчить не менее безумные фразы и не только в блокнот. Распишет и обои, и кафель в ванной и туалете.
