В личном саду королевы Елизаветы в Уайтхолле находились изображения тридцати четырех геральдических животных. На деревянных пьедесталах были установлены вырезанные из дерева и раскрашенные фигуры с позолоченными рогами, которые держали вымпелы с гербом королевы. Сэр Джеймс Мелвил записал, что, когда он прибыл в Лондон, чтобы увидеться с Елизаветой, она назначила ему аудиенцию в восемь утра в своем саду в Вестминстере, где он нашел ее «прогуливающейся по аллеям». К сожалению, больше он ничего не сказал о саде, но из других источников нам известно, что сама Елизавета, как и ее соотечественники, обожала сады и, несмотря на обилие странных животных и причудливо постриженных кустарников, больше всего любила английские фиалки.
Возможно, что эти неодушевленные фигуры животных, ставшие отличительной чертой садов эпохи Тюдоров, были созданы в подражание зверинцам, которые в течение многих веков были атрибутом королевских садов. В огромном парке Генриха I в Вудстоке был такой зверинец. В нем держали львов, леопардов — «странных пятнистых зверей», дикобразов, верблюдов и других животных, которых ему присылали, одному Богу известно, каким образом, из «различных отдаленных земель».
Дед Елизаветы, Генрих VII, держал обезьянку в качестве домашнего питомца, которая однажды разорвала на части дневник короля и тем самым «обессмертила» себя, нанеся «удар» будущим историкам. Хенцнер, посетивший в 1592 году Тауэр, увидел там маленький домик, в котором держали «трех львиц и одного льва, названного Эдуардом VI, поскольку он родился во время правления этого короля», тигра, рысь, очень старого волка, дикобраза и орла. Всех их содержали «за счет королевы». Совершенно очевидно, что деревянные животные обходились куда дешевле и были намного менее опасны. Современные «королевские животные» в Кью-Гарденз
[115] отсылают нас к Елизавете I.
Еще одной страстью елизаветинцев были искусственные холмы — эта характерная черта английского сада перешла из эпохи Тюдоров в эпоху Стюартов. На таких холмах обычно строили летние домики или засаживали их фруктовыми деревьями. Первоначально холмам приписывали сакральный смысл, они обозначали священные места. Древние бритты сооружали холмы, руководствуясь религиозными побуждениями, что, возможно, объясняет появление Силбери-Хилл
[116]. Лондон, как говорят, получил свое имя от такого холма: llan обозначает «священный» — это значение сохранилось в валлийском языке, a din значит «возвышенность» или «высокое положение». Предание гласит, что святой Павел, покровитель Лондона, проповедовал со «священного холма», известного теперь как Парламентский холм. Но какова бы ни была причина или источник этой страсти, елизаветинцы украшали холмами свои сады.
Даже Бэкон с одобрением относился к этой идее. На самом деле, в его описании королевского сада (а под этим он подразумевал сад площадью около тридцати акров) холм занимал центральное место. «Я хочу, — твердо заявлял Бэкон, — чтобы в центре был прекрасный холм с тремя подъемами и аллеями, достаточно широкими, чтобы по ним в ряд могли идти четыре человека; сам холм должен быть совершенно круглой формы, без всяких насыпей или выступов, высотой в тридцать футов, а наверху его должен быть красивый дом для банкетов с несколькими аккуратными трубами». Из этих слов можно понять, что не все холмы, украшавшие елизаветинские сады, имели круглую форму и что Бэкону, возможно, приходилось видеть холмы с насыпями, выступами, различными украшениями и добавлениями, даже не поддающимися описанию.
Генрих VIII со свойственной ему расточительностью построил в Хэмптон Корте огромный холм, на вершине которого была возведена великолепная беседка. И в самом деле, ни один изящный сад того времени не мог считаться законченным, если в нем не было летнего домика или павильона, а в Лондоне это стало просто идеей фикс. Она, скорее всего, также пришла с Востока, где павильоны были существенной и необходимой частью любого парка или сада, прекрасными и изящными, раскрашенными в невероятные цвета, словно бабочки, от названия которых и произошло само слово «павильон». Описание семидневного пира в саду дворца Артаксеркса в Сузах было хорошо известно жителям той эпохи по Книге Эсфири.
В эпоху Тюдоров большие садовые павильоны часто сооружали для того, чтобы устраивать там пиршества, и нам известно, что один из них в Теобальдсе использовался, скорее всего, именно для этих целей, поскольку там был огромный стол из черного базальта. Это была очень красивая полукруглая беседка, и в ее нижней части, помимо стола, находились изображения двенадцати римских императоров, выполненные из белого мрамора. В верхней части были установлены «резервуары из свинца, очень подходящие для купания»
, которые летом наполняли водой.
В Горэмбери, в саду сэра Николаса Бэкона, лорда — хранителя большой государственной печати и отца Френсиса и Энтони, был построен домик для банкетов так называемых скромных пропорций, или беседка. Впрочем, он не мог быть очень маленьким, потому что на его внутренних стенах были изображены семь свободных искусств, а над ними, образуя своего рода фриз, нарисованы ученые мужи различных эпох, преуспевшие в каждой из наук. Пифагор, Стифелий и Бюде представляли арифметику, а вот изображения Роберта Рекорда, известного математика и придворного врача Эдуарда VI и Марии Тюдор, там не было, хотя он и написал самый ранний английский трактат по алгебре и изобрел знак равенства. Аристотель, Порфирий и Джон Сетон изображали логику. Музыку прославляли Арион, Терпандр и Орфей, что довольно странно в век, столь богатый национальными композиторами и музыкантами. Грамматику восхваляли Донат и Лили. Риторика была представлена Цицероном, Квинтилианом и Демосфеном. Над геометрией были изображены Архимед, Евклид, Страбон и Аполлоний Пергский. И наконец, астрология, под которой подразумевали астрономию, была прославлена Региомонтаном, Коперником и Птолемеем — как видим, доктора Ди среди них не было. Когда королева посетила Горэмбери, то чрезвычайно заинтересовалась этим «скромным» павильоном и особенно той частью, где была изображена астрономия, и сэр Николас, к ее большому удовольствию, развлекал ее рассказами об этой науке.
Беддингтон-хауз в графстве Суррей был известен благодаря фруктовому саду и первой в Англии оранжерее. Была здесь и знаменитая беседка, верх которой был расписан картинами, изображавшими Армаду, а внутри помещался стол из красного и белого мрамора.
Такие беседки могли позволить себе только богатые люди, менее обеспеченные устанавливали узкие колонны, поддерживающие крышу. Еще более простые беседки — bower — состояли из деревянных столбов с крышей, иногда их обносили решеткой, которую обвивали растения: жимолость, жасмин и вездесущая огненная фасоль.
Ни один сад не мог считаться совершенным, если в нем не было фонтана или какого-то водоема. Многие англичане были в восторге от декоративных бассейнов, но только не Бэкон, считавший их приманкой для мух и лягушек. Ратгеба, секретаря герцога Вюртембергского, глубоко впечатлили не только сады Хэмптон Корта — «в некоторых из них рос только розмарин, другие были заполнены разнообразными растениями, которые переплетались между собой, обвивали изгороди и беседки и, искусно подстриженные, принимали такие удивительные формы, что с трудом можно найти что-либо похожее на них», — но и «великолепный высокий и массивный фонтан с оригинальным гидротехническим сооружением, с помощью которого вы при желании сможете облить водой дам и любого, кто будет стоять рядом, так что они промокнут до нитки».
