В конце XVI в. протестантская королева Англии Елизавета I начала подчинять и колонизировать северо-восточную Ирландию. Этим она преследовала две цели: извлечь прибыль из местных земель и защитить их от своих континентальных врагов. Один историк охарактеризовал Ольстерскую плантацию, возникшую в течение следующих 50 лет, как «колониальное предприятие, которое по масштабам и характеру можно сравнить с английской миграцией в Новый Свет»
[63].
Как и колонизация Америки, английское завоевание Ирландии имело моральную и духовную подоплеку — миссию, целью которой было завершить, как говорил наследник Елизаветы I король Яков I, «реформацию и цивилизацию этих невежественных земель нашей страны»
[64]. Естественно, что там, где неуступчивые поселенцы не сумели склонить местное население к «послушному поведению» и «правильной цивилизованной жизни», они покоряли его огнем и мечом. Двойственный характер империи был заметен уже в то время.
Когда в 1660-х гг. Вудсы переехали на Ольстерскую плантацию, которую решили сделать своим новым домом, они поселились рядом с городским округом Тафблейн, графство Даун (к юго-западу от Хиллсборо). На этом месте, на краю леса Килварлин, за двадцать лет до этого генерал-майор Роберт Мунро и его шотландская армия, вторгнувшиеся в Ирландию, устроили бойню местного населения. В течение 1650-х гг. в результате кампании Оливера Кромвеля, сопровождавшейся массовыми казнями, выселениями и конфискациями, освободилось еще больше земли, которая привлекала новую волну колонизаторов, солдат и искателей приключений
[65].
Большинство новых колонистов арендовали землю у крупного землевладельческого дворянства этого региона. Лендлордами Вудсов была семья Хилл, которой за пятьдесят лет до того английская корона пожаловала за военную службу значительные земельные владения в Дауне и Антриме. Колонисты Ольстерской плантации выращивали картофель, овес и ячмень. Они также изготавливали ткань из льна, растущего в этих местах, что давало им дополнительный доход между урожаями.
Вскоре текстильное производство начало играть заметную роль в экономике Ольстера. В 1698 г. ирландский парламент выплатил субсидию известному французскому ткачу-гугеноту, и под его руководством в Лисбурне, всего в четырех милях от Тафблейна, возник центр ткачества с искусными ремесленниками. Вудсы, без сомнения, принадлежали к числу многочисленных ольстерских фермеров, перенявших в XVIII в. технологии и знания этих специалистов. Их благосостоянию также способствовали преференции в торговых делах, пожалованные Англией, и пособия и субсидии, выделяемые Ирландским льняным управлением
[66].
Вместе с ростом импорта текстиля из Ольстера росло и благосостояние семьи Вудсов. В договоре аренды, подписанном в 1774 г., некий Джереми Вудс выступает как «поставщик льна», в чьей собственности находилось «девять акров, три руды и четыре перча» (т. е. чуть меньше десяти акров)
[67]. Переписи 1815 и 1824 гг. показывают, что размер ежегодной ренты, которую выплачивал Джереми своим лендлордам, составлял 40 шиллингов — стандартная сумма за свободное владение землей в этой части страны. Его лендлордами было семейство Хиллов, чей старший сын в то время носил титул маркиза Даунширского и закрепил свое колониальное наследие в девизе «Я завоевал свои владения именем Господа и мечом». Соседний участок был записан на Генри Вудса — возможно, родственника.
Вудсы были типичной семьей средних фермеров-арендаторов графства Даун. Они арендовали свой надел на долгий срок, выращивая на продажу зерновые культуры и лен и передавая небольшие земельные участки в субаренду крестьянам. Будучи усердными прихожанами Церкви Ирландии (в местном приходе Святого Иоанна в Килварлине еще можно найти могильные плиты их рода) и покровителями местной бедноты, Вудсы, скорее всего, пользовались общественным уважением и привилегированным статусом в своем маленьком сообществе. Средние фермеры, подобные им, в течение столетий были опорой сельского ольстерского общества. В 1802 г. переписчик следующим образом охарактеризовал их социальную прослойку: «уважаемые … проницательные и умные»
[68]. Современный историк описывает их «упорными, настойчивыми, самодостаточными и прямодушными»
[69].
В начале XIX в. у Джеймса Вудса, сына Джереми, было одиннадцать детей, четверо из которых умерли в младенчестве или детстве. В книге арендаторов Килварлина 1848 г. сказано, что у него имеется два надела земли общей площадью почти 22 акра. Старший из выживших сыновей Джеймса, также Джереми (родился в 1827 г.) унаследовал семейный дом и большую часть земли. В Метриках Гриффита указано, что владения Джереми составляли почти двадцать акров стоимостью 21 фунт стерлингов, дом стоимостью восемь фунтов стерлингов и три маленьких земельных надела с садами, сдаваемых в субаренду.
Он также нанял несколько местных жителей в качестве рабочих и ткачей. Скорее всего, это были деревенские прядильщики или ткачи, которые не могли самостоятельно добывать средства для жизни, причиной чего были распространившиеся в начале XIX в. механические прядильные и ткацкие станки. В результате индустриализации Ольстера и обнищания его сельского населения, усугубленного голодом, даже не самые бедные слои населения оказались перед выбором: либо эмигрировать в Америку, либо переехать в быстро растущие города — Дублин и Белфаст. Семья Вудса была большой, и их земельных владений и небольшого льняного бизнеса не хватало на то, чтобы поддержать всех отпрысков с их семьями. Примерно к середине XIX в., в то время как Джереми остался жить в Черч Фарм, Килварлин (его потомки живут там до сих пор), как минимум двое из его младших братьев присоединились к миграционному потоку в города.
Братья преуспели лишь отчасти. Уильям Вудс связал свою жизнь с духовной карьерой и с начала 1850-х гг. руководил частной дневной школой на Рутланд Сквер (сейчас Парнелл Сквер) в центре Дублина. С 1859 по 1863 г. это учреждение посещал больной и впечатлительный мальчик Абрахам Стокер. Его успехи в учебе были весьма посредственными, но он проявил глубокую любовь к литературе. Один из биографов будущего автора «Дракулы» характеризует преподобного Вудса как «человека большой учености и бесстрашного красноречия», который проявлял к мальчику «расположение и почти безграничное терпение»
[70].
