Клятва на святых мощах подразумевала обязательство перед Богом. Оммаж и клятва верности — еще и перед герцогом. Любой претендент на престол всегда стремился быть введенным во владение как можно скорее и желательно еще при жизни своего благодетеля. Например, в 1135 г. Жоффруа Анжуйский потребовал, чтобы король Генрих I, его тесть, позволил ему вступить во владение землями, входившими в приданое его жены, и принять оммаж от нормандских баронов, чтобы тем самым обеспечить себе беспрепятственное наследование Нормандского герцогства. Генрих отказался, и Жоффруа пришлось отвоевывать Нормандию у короля Стефана. Когда в 1153 г. Стефан признал Генриха Плантагенета, сына Жоффруа, своим наследником и преемником на английском троне, было заключено соглашение, по которому сын Стефана Вильгельм должен был держать свои английские феоды от Генриха, а самые могущественные вассалы с обеих сторон должны принести оммаж главе соперничающей партии, не снимая при этом с себя обязательства хранить верность Стефану. На примере этих более поздних событий можно увидеть, какое значение имела для нормандцев вся эта история с Гарольдом. Правда, остается открытым вопрос, является ли она достоверной.
Через два года после поездки Гарольда, в связи со смертью Эдуарда, Вильгельм оповестил о своих притязаниях на английский трон самых могущественных государей Европы, включая папу римского и германского императора, и привел доводы в свою пользу — причем, вероятно, в том виде, в каком мы их уже обсуждали. Нельзя исключать возможность того, что Вильгельм сфабриковал два основных аргумента — завещание ему английского престола в 1050–51 гг. и посольство Гарольда. Вспомним, что в XIII в. Филипп Август представил папе сфабрикованные им обвинения против короля Иоанна Безземельного. Однако более вероятно, что Вильгельм просто придал общеизвестным историческим фактам тот смысл, который соответствовал его целям. Так было надежнее. Кроме того, нам известно, что в 1066 г. Вильгельм и папская курия скрывали друг от друга свои истинные намерения. У нас нет причин полагать, что в XI в. дипломатические хитрости были в меньшем ходу, чем в наше время. Вильгельм прибегал к любым уловкам и интригам, чтобы достичь своих целей, поскольку ставки были высоки. То же самое можно сказать и о Гарольде. По словам одного панегириста эрла, это был ловкий, умный и предусмотрительный человек, который прекрасно умел скрывать свои мысли; он упорно стремился к цели, но всегда получал удовольствие от самого процесса; к сожалению, он слишком охотно давал клятвы. Гарольд лично познакомился с французской политикой и составил настолько хорошее представление о самых могущественных сеньорах Франции, что его не могли обмануть никакие их предложения, даже самые заманчивые. Итак, по всей видимости, в 1064 г. два претендента на английский трон, один из которых действовал открыто, а другой пока не раскрыл карты, хотели разузнать намерения друг друга и стремились извлечь максимальную выгоду, совершая поступки, которые можно было толковать двояко. Когда в 1066 г. Вильгельм получил посланное из Рима папское знамя, Александр II и кардинал Гильдебранд надеялись, что герцог завоюет Англию как папский вассал, хотя Вильгельм был далек от подобных мыслей. Приняв от Гарольда в 1064 г. оммаж, Вильгельм создал ситуацию, которую в дальнейшем можно было использовать в своих интересах. Однако, быть может, Гарольд в свою очередь вел хитроумную игру, стараясь избегать ловушек, расставленных Вильгельмом, и переиграть своего гостеприимного хозяина. Все это лишь бездоказательные предположения, которые вполне могут быть ошибочными; но они, по крайней мере, основываются на тех чертах характера, которыми наделили двух главных героев всех этих событий их современники.
У нас нет сведений, что по прибытии в Англию Гарольд начал активно ратовать за дело Вильгельма. Наоборот, судя по всему, он умело преследовал собственные интересы. Осенью 1065 г. младший брат Гарольда — Тостиг, эрл Нортумбрийский, — вынужден был бежать из своих владений, спасаясь от мятежников, и нам известно, что в королевском суде он обвинил Гарольда в подстрекательстве к мятежу. Гарольд снял с себя это обвинение, под клятвой заявив о своей непричастности, однако не подчинился приказу короля вернуть Тостигу Нортумбрию силой оружия, а позволил занять его Моркару, брату Эдвина, эрла Мерсийского. Вскоре после этого Гарольд женился на их сестре. Создается впечатление, будто Гарольд намеренно избавился от потенциального соперника или противника, а заключив союз с мерсийским родом и оказав ему помощь, обеспечил себе поддержку всех наиболее видных эрлов Англии. Короля очень расстроили эти события. Оказавшись вынужденным изгнать Тостига, своего фаворита, он повредился в рассудке и вскоре умер.
Уже к Рождеству 1065 г. Тостиг был изгнан из страны. На Рождество в Вестминстере наметили торжественный прием, на который уже были разосланы приглашения. Поводом стало освящение построенной Эдуардом церкви при этом аббатстве. Мы можем предположить, что на приеме присутствовали оба архиепископа, большинство епископов, многие аббаты и все видные представители знати — кроме Эдуарда, лежавшего при смерти. Церковь при Вестминстерском аббатстве освятили 28 декабря, а через неделю, 4 или 5 января 1066 г., Эдуард скончался. У английских вельмож было достаточно времени, чтобы спланировать дальнейшие действия. Последующие события не позволяют усомниться в том, что, каковы бы ни были их обязательства перед Вильгельмом, они не хотели видеть на английском престоле иноземца. Насколько нам известно, они пришли к единодушному решению, что унаследовать престол должен Гарольд — шурин Эдуарда. Более того, хотя это иногда и оспаривается, есть все основания полагать, что, уже на смертном одре, Эдуард сам объявил Гарольда своим наследником. Гильом де Пуатье несколько раз допускает такую возможность, тем самым противореча самому себе, ведь, в сущности, он подтверждает, что завещание действительно могло быть составлено в пользу Гарольда. Анонимный автор «Жития Эдуарда», ярко описывающий последние часы короля, намекает на то же самое. На ковре из Байе изображено, как на смертном одре Эдуард протягивает руку человеку, которого принято считать Гарольдом. Таким образом, все английские хронисты полагали, что перед смертью Эдуард завещал трон Гарольду.
Возможно, Эдуарда уговорили это сделать, но нельзя утверждать, будто Гарольд закрыл доступ в королевскую опочивальню. Помимо него, здесь присутствовали Эдит, дочь эрла Годвина, которую считали сторонницей Вильгельма, нормандец (или бретонец) Роберт Фиц-Вимарх и Стиганд, архиепископ Кентерберийский, один из приверженцев Гарольда. Вероятно, правда и то, что Эдуард не был в здравом уме. Однако это обстоятельство, из-за которого в наши дни любое завещание признали бы недействительным, в XI в. только придавало ему еще большую законную силу. Эдуард пришел в себя как раз перед самой смертью, после длительного забытья, утверждая, что ему было видение. В связи с этим его последние слова приобрели глубокое значение, ведь он уже был необычайно близок к потустороннему миру, к небесам. Итак, Эдуард умер. На следующее утро, 6 января, его похоронили, а Гарольда провозгласили королем.
Подобная поспешность была вполне благоразумной, и не стоит считать ее нарушением приличий или признаком государственного переворота. В свое время самого Эдуарда, официального наследника своего сводного брата Гартакнута, все лондонцы признали королем еще до погребения предшественника. Однако, получив благословение архиепископа Стиганда, Гарольд невольно дал своему нормандскому сопернику еще один козырь. Поскольку Стиганд не получил от папы паллий, то его архиепископский сан не признавался римской курией. Из-за того, что он возглавил Кентербери вопреки церковным правилам, и из-за других нарушений в некоторых кругах ставилась под сомнение законность отправления им даже епископских обязанностей. В то же время, с точки зрения Гарольда, все вышло как нельзя лучше. Он унаследовал престол без какого-либо противодействия и, возможно, с общего согласия и короновался, получив благословление церкви. Теперь ему оставалось лишь выстоять в борьбе с соперниками, и, очевидно, он был уверен, что ему это удастся. Он уже оценил их возможности и не испытывал опасений. На ковре из Байе коронация занимает центральное место. Король Гарольд величественно сидит на престоле, в короне, со скипетром и державой, препоясанный королевским мечом, и принимает приветствия народа. В общем, герцог Вильгельм полностью обманулся в своих ожиданиях.
