Безусловно, Вильгельм правил не так, как Эдуард. В связи с рядом вполне понятных факторов после 1070 г. его власть в королевстве значительно превосходила власть его предшественников. «Он был очень суровым и несдержанным человеком, так что никто не осмеливался противостоять его воле… В его время люди сильно страдали от угнетения и весьма многочисленных случаев несправедливости». И дальше, уже скорее в поэтической форме, английский летописец добавляет: «Так свиреп был король, что бессильны были его враги. Все, кто хотел жить или сохранить свою землю, должны были полностью подчиниться его воле». Мы вполне можем допустить, что Вильгельм правил твердой рукой и иногда, при необходимости, прибегал к жестким мерам. Однако если более внимательно рассмотреть его деяния, особенно те, которые вызывали недовольство, то часто нельзя с уверенностью сказать, следовал ли он примеру предыдущих королей или же был действительно новатором.
Одним неоспоримым нововведением было создание королевских лесных угодий. Эдуард, равно как и его предшественники, очень любил охоту, но, по-видимому, охотился лишь на своих собственных землях, а в чужих владениях — только по приглашению. Вильгельм в бытность свою герцогом Нормандским, должно быть, обладал более широкими охотничьими правами, поскольку в Англии заявил, что может охотиться там, где ему угодно, и издал законы, защищавшие его дичь — благородного оленя, лань, косулю, дикого вепря и, возможно, зайца — вместе с растительностью, среди которой она водилась. Он расширил свои угодья вокруг Винчестера, где предпочитал охотиться чаще всего, а для этого выселил часть населения Гемпшира и создал так называемый Новый Лес. Однако еще более важным является то, что он распространил королевское монопольное право и охотничьи законы на обширные пространства в сельской местности, независимо от того, чьи владения в них входили.
Множество людей, чьи хозяйства оказались на территории королевских лесных угодий, попали в неприятное положение. Убивать королевскую дичь, какой бы вред она ни приносила, было запрещено, и к тому же налагались ограничения на вырубку леса, расчистку зарослей и содержание собак. Более крупные феодалы, даже если они и привыкли к такой монополии в Нормандии, находили крайне неудобным то, что они могут охотиться на своих землях только с позволения короля. В связи с этим можно отметить, что каждый король, правивший после Вильгельма Завоевателя, при восхождении на престол давал согласие уменьшить эти угодья. Однако больше всех не одобряла такие охотничьи законы церковь — несомненно, отчасти потому, что они распространялись и на духовенство, которое в данном случае не могло сослаться на свою неприкосновенность. Хуже того, по каноническому праву священнослужителям запрещалось охотиться, и поэтому никаких тяжб по поводу столь одиозной королевской политики они вести не могли. Конечно, Вильгельм едва ли позволил бы увечить духовных лиц за нарушение охотничьего законодательства, однако опасность такая существовала. Помимо этого, церковь считала неподобающим, что король любит оленей так, «будто он их отец», и угрожает изуродовать руки и ноги тому, кто убьет какого-нибудь зверя. Поэтому, когда Вильгельм разрушил несколько поселений в Гемпшире, это посчитали еще более гнусным деянием, чем масштабные опустошения во время войны, а когда в Новом Лесу погибли двое его сыновей — Ричард и Вильгельм Рыжий, — церковь заявила, что их настигла небесная кара.
Подобно тому как Вильгельм ввел в Англии свои права и порядки, собственные законы привез с собой и каждый новый поселенец, в результате чего возникла ситуация, которая могла легко привести к конфликту правовых норм. Одно из постановлений Вильгельма, подлинность которого вызывает меньше сомнений, чем другие, регламентирует процедуру разрешения споров между людьми разных национальностей, главным образом касаясь введенного нормандцами способа доказательства своей правоты — испытания поединком. Однако считалось несправедливым, что англичан принуждают к чуждому им обычаю, поэтому особым указом было решено, что француз не может принудить англичанина к такому единоборству, тогда как англичанин, если это уместно, вправе потребовать его от француза или сам воспользоваться этим средством. Нужно также упомянуть о том, что после назначения иноземных прелатов на важные посты в английской церкви Вильгельм должен был определить их статус и особые права, поэтому он повелел внести соответствующие изменения в судопроизводство (о чем мы поговорим в следующей главе). Однако завоевателям всегда угрожают не только тяжбы, но и насильственная смерть, поэтому Вильгельм пытался защитить своих сторонников, налагая штрафы на феодального хозяина убийцы, а затем и на сотню
, в которой было найдено тело убитого, до тех пор пока преступника не предадут в руки властей. На поверку получилось так, что, кроме тех редких случаев, когда устанавливалась личность убийцы, этот штраф (murdrum) стал взиматься со всей округи.
Вильгельму приписывают и другие изменения в законодательстве, но здесь сомнений возникает еще больше. Например, бытовало мнение, что он полностью упразднил смертную казнь, заменив ее членовредительством. И хотя известно, что Вильгельм питал отвращение к убийствам, если они имели место не во время войны, он едва ли внес в закон столь существенное изменение. В 1076 г. по его приказу был обезглавлен эрл Вальтоф, и, несомненно, до правления Генриха I в стране в большом количестве вешали воров и грабителей. Более вероятно, что этот мнимый указ приписали Вильгельму позже. В своем отношении к политическим преступникам Вильгельм отличался от своих предшественников — возможно, потому, что в его правление восстания вспыхивали гораздо чаще, чем ранее, и ему приходилось иметь дело с бо́льшим количеством военнопленных. Казнь представителей аристократии по судебному приговору была очень редким явлением в донормандской Англии (в 1017 г. такая участь постигла Эдрика Стреону, что стало одним из немногих зафиксированных в документах случаев), и в нашем распоряжении нет ни одного упоминания о тюремном заключении. Что касается Эдуарда Исповедника, то всех, кто навлекал на себя его гнев, он объявлял вне закона или отправлял в изгнание. У английских королей не было замков, а следовательно, и тюрем. В отличие от них Вильгельм — в бытность свою и герцогом, и королем — располагал замками, которые часто были просто переполнены узниками. Однако содержать заключенных было дорого, и поэтому незначительных политических преступников обычно просто увечили. Ярким примером такой политики Вильгельма является его обращение с английскими мятежниками в 1075 г.
Наконец, считалось, что Вильгельм запретил продажу рабов в другие страны. По свидетельству Уильяма Мальмсберийского, короля с трудом убедил принять это решение или епископ Вульфстан, или архиепископ Ланфранк. Однако тут снова возникают сомнения, действительно ли Вильгельм ввел такой закон, тем более что Вульфстан, движимый соображениями нравственности, возглавил, по некоторым сведениям, в Бристоле борьбу против работорговли с Ирландией, но делал это посредством проповедей, а не с помощью судебных разбирательств.
В общем, Вильгельм внес совсем немного изменений в английское право, и, не считая охотничьих законов, они почти полностью ограничивались процессуальными нормами. Он никогда не изменял законы без необходимости. К примеру, несмотря на то, что в Нормандии Вильгельм был активным сторонником «Божьего перемирия» — церковной меры контроля над военными действиями, — он не видел причины для его введения в английском королевстве. Так же, как и Эдуард, но в отличие от Кнута, Вильгельм не был законодателем. Он оставил в силе английские законы и суды, в которых действовало английское право, в графствах и сотнях. Подобным же образом он принимал как должное то, что собственными обычаями будут пользоваться и французы. Однако поскольку нормандское право мало отличалось от английского, они могли существовать бок о бок до тех пор, пока не слились бы в единое целое или их не вытеснило бы что-то новое. Точно так же скандинавское право уживалось раньше с английскими законами и местными обычаями, и в определенном отношении они еще продолжали сосуществовать и при Вильгельме. «Каждый человек — сам себе закон» — такова была основная посылка того времени.
