Этьен Кабе причисляет себя к сторонникам коммунизма, который воспринимает как противоположность индивидуализма. Об этом свидетельствует его вестиментарная политика, которую он придумал для Икарии — утопического коммунистического общества:
Все регулирует закон по указанию комитета, который, выслушав разные мнения и ознакомившись с формой одежды разных стран, составил список всех форм и цветов <… > одежды, указал, какие из этих форм и цветов принимаются и какие отвергаются, и классифицировал их соответственно необходимости, полезности и приятности. <…> Все имеют одинаковую одежду, а это исключает зависть и кокетство. Но не думай, пожалуйста, что одинаковость исключает разнообразие. Напротив, именно в одежде разнообразие может самым счастливым образом совмещать свои достоинства с выгодами одинаковости. Не только оба пола одеты различно, но и в каждом из обоих полов человек часто меняет одежду соответственно возрасту и положению, ибо особенности одежды указывают все обстоятельства и различия положения отдельных лиц. Детство и юность, возраст половой зрелости и совершеннолетия, положение холостяка или женатого, вдовца или вновь вступившего в брак, различные профессии и разные функции — все это отличается в одежде. Все лица одного и того же положения носят одинаковую одежду, но тысячи различных форм одежды соответствуют тысячам различных положений
[36]
.
Комитет формируется из врачей, художников и рабочих, а одежда подбирается из соображений удобства и элегантности. «Мода никогда не меняется»
. Лучше и не подчеркнешь тесную связь, которая объединяет моду и свободу в двух смыслах этого слова: свободу рынка (Кабе запрещает магазины — одежда массово раздается на больших складах
) и свободу индивида («странное» запрещается
). По мнению Кабе, запрет на «капризные и смешные вариации моды» позволяет Республике избежать огромных экономических потерь
. Но отказаться от моды вовсе не означает отказаться от красоты. Напротив, Кабе предлагает жительницам Икарии одежду и украшения мечты в обмен на отказ от соблазнения: икарийки кокетничают только со своим мужем
и должны показываться в самом соблазнительном виде только в интимном пространстве семейного очага. А икарийцы, уверяет Кабе, «окружают женщин своими заботами, уважением и почетом, как они сосредоточивают на них свои мысли, заботливость и попечение, как они непрестанно стараются нравиться им и делать их счастливыми, как они украшают их, уже от природы красивых, чтобы иметь еще больше удовольствия в обожании их!»
Эта не лишенная наивности формулировка вообще не скрывает его мужскую точку зрения на женщин, которые в большей степени выступают объектами, чем субъектами.
В Конституции Икарии, принятой в 1850 году, раздел IX, посвященный одежде, указывает, что «община одевает всех своих членов. Она сочетает разнообразие с единством и равенством»
. В пределах этой Конституции и законов штата Иллинойс все возможно. Осуществлять свою идею Кабе начал в Новом Свете, в местечке Нову, но его вестиментарные проекты наталкиваются на реальность сельскохозяйственной работы и материальные трудности. Мало того, его авторитаризм привел к тому, что в 1856 году его исключают из созданного им же сообщества.
Можно понять, почему Кабе не думает о брюках. В своем в чем-то смелом коммунистическом проекте он с помощью специальной униформы делает видимыми (и таким образом закрепляет) социальные различия, в первую очередь половые. Требование к индивиду быть внешне понятным и «считываемым» делает невозможной любую двойственность в одежде, любое «смешение гендера». При этом представления о гендере для икарийцев лишены смелости, которая была у Фурье. Хотя равенство полов и воспевается на все лады, в браке икарийцев у мужчины сохраняется «доминирующий голос»
, а в самом Городе женщины остаются на периферии, посвящая себя роли супруги, матери и работницы. Кроме того, моногамная модель Кабе связана со стремлением приготовить женщин к любви, а брюки для французов того времени уж точно не были самой соблазнительной одеждой. И все же возможны и другие сочетания политики и вестиментарного порядка — об этом свидетельствуют эксперименты, проведенные в США, на этой «великой земле, избранной строителями утопий»
.
Американские утопии
Начиная с 1820-х годов и вплоть до конца XIX века появляются реформаторы, которые выступают за ношение костюма, включающего в себя брюки, поддеваемые под короткую (доходящую до колен) юбку, удобное решение для борьбы с «пагубным» влиянием моды и возможность дать американским женщинам духовное и физическое благополучие. Этот продолжительный эпизод недавно был изучен американским историком Гейл Фишер в богатом источниками труде Pantaloons and Power, который позволяет нам по-новому взглянуть на эту историю во Франции
. Это было не организованное и скоординированное движение, а лишь усилия отдельных мужчин и женщин (иногда — общественных ассоциаций) по популяризации альтернативного способа одевания женщин — без корсета, но приличного и чрезмерно не открывающего тело. Все они пришли из самых разных кругов: это оуэнисты, гигиенисты, перфекционисты, мормоны, адвентисты седьмого дня, медиумы, феминисты, дамы высшего общества, а также путешественницы и авантюристки… Движут ими тоже разные соображения — политические, религиозные, медицинские и просто любовь к эксцентричности. Задавая вопрос о том, был ли в Америке общественный контроль одежды, Гейл Фишер приходит к выводу, что его создавали сами реформаторы мужского и женского пола, хоть и выступали при этом против существующих порядков.
Религиозный контекст в США весьма специфичен: представители среднего класса, привлеченные процессом церковного возрождения, охвачены боязнью согрешить и стремятся достичь личного спасения. Движение перфекционистов за счет образования и самоконтроля способствует цивилизации и улучшению американского общества по всем направлениям. Его участники борются с преступностью, дуэлями, пороками и бедностью, одновременно поддерживая основные течения того времени — пацифизм, умеренность, права женщин и отмену рабства. Женщинам здесь уделяется важная роль хранительниц добродетели. Всего на материке создается около сотни утопических обществ, члены которых разочаровались в Революции и республике. Каждое из них хочет стать примером реформ, возможных для всего общества. Некоторые вдохновляются идеями просвещения, другие — религией.
Движение за реформу здравоохранения стремится найти в природе Божьи законы, которые позволили бы избежать болезней. Это жизнь в гармонии с природой, внедрение более здоровых норм питания, лечение методами гомеопатии и гидротерапии. Любая чрезмерность — в сексе или поедании красного мяса — осуждается. От внимания членов движения не ускользает и манера одеваться: «The laws of health come from God, the laws of Fashion from Paris milliners»
, — пишет один реформатор одежды в 1853 году. Женщин делают ответственными за собственное здоровье, а значит, и за здоровье семьи и общества в целом. К похвале женскому self-control (самоконтролю) добавляется domestic feminism (домашний феминизм). Женщины добиваются более высокого уровня ответственности, как Элен Гулд Уайт, проповедница, руководившая адвентистами седьмого дня. Одновременно филогинный и морализаторский дискурс продвигает «настоящую женственность», выражает «внутреннюю чистоту женщин», этих «моральных охранительниц семьи». Женщины охотно вступают в Национальную ассоциацию реформы одежды, возникает движение феминисток. В 1840 году в Лондоне во время Всемирного конгресса против рабства, в президиум которого не пускают женщин, Лукреция Мотт (1793–1880) знакомится с Элизабет Кэди Стэнтон (1815–1902). Между двумя сторонницами аболиционизма возникает симпатия. В июле 1848 года они организуют конгресс в Сенека-Фоллз, с которого и начался современный феминизм. В принятой на нем Декларации прав женщин говорится: «Все мужчины и все женщины были созданы равными, <…> получили Создателем определенные неотъемлемые права и <.. > среди этих прав есть право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью»
.
