Последнее утверждение не голословное. Мне довелось писать биографии 500 наиболее выдающихся людей за всю историю человечества, а позже достаточно подробные жизнеописания ста гениев. И в том, и в другом случае получалось при беспристрастном анализе, что из государственных деятелей по величию свершений буквально некого поставить рядом со Сталиным.
Так вот, за статью о Сталине Симонов подвергся жестокой критике со стороны Хрущева, секретаря ЦК, горячо и зло потребовавшего отстранить автора от руководства «Литературной газетой». Судя по всему, Никита Сергеевич, до того времени чрезмерно и подобострастно восхвалявший Сталина, резко перестроился. Но когда у него прошел первый приступ негодования, он понял, что еще не настало время раскрывать свои карты и претендовать на роль вождя. Свое распоряжение он отменил.
И тем не менее сталинская эпоха завершилась, и уже выгодно было помалкивать о покойном вожде во избежание лишних неприятностей. В годовщину его смерти А. Твардовский, возглавлявший журнал «Новый мир», опубликовал в нем отрывки из своей поэмы «За далью даль». Там говорилось честно и правдиво:
…И все одной причастны славе,
Мы были сердцем с ним в Кремле.
Тут ни убавить, ни прибавить —
Так это было на земле…
Ему, кто вел нас в бой и ведал,
Какими быть грядущим дням,
Мы все обязаны победой,
Как ею он обязан нам.
Да, мир не знал подобной власти
Отца, любимого в семье.
Да, это было наше счастье,
Что с нами жил он на земле.
Да, было тогда у великого советского народа Отечество, за которое отдавали жизни миллионы. Был и Отец народа, кому-то ненавистный, а большинством — любимый. О таком отношении к власти написал С. Г. Кара-Мурза:
«Страна может устроить жизнь своего народа как семью — или как рынок. Что лучше — дело вкуса, спорить бесполезно. Ведь в семье бывает отец-тиран… Какие уж тут права человека. На рынке же все свободны, никто ничем никому не обязан».
Мысль верная. Надо лишь уточнить. Свобода рыночных отношений относительна. Тирания рынка бесчеловечна, ибо там отношения строятся по принципу выгоды, купли-продажи. А если народ объединен в единую (относительно, конечно) семью и не только уважает, но и любит своего вождя-отца, то называть его тираном глупо. Тиранов не любят, а боятся.
Не все в нашей стране поняли тогда, что смерть Сталина явилась рубежом, предопределившим завершение эпохи Великой России. Признаться, и для меня это стало ясно не сразу (тогда меня удивляла народная скорбь), а лишь через десятилетие. За этот срок я успел поработать в разных регионах страны и ощутить, как власть безнадежно отдаляется от народа…
В нашем обыденном сознании смерть крупного государственного деятеля означает завершение его эпохи. Но если его деяния грандиозны, если его усилиями создана великая держава, то проходят годы, а то и десятилетия, пока его эпоха сойдет на нет.
Можно ли считать Маленкова преемником Сталина, продолжателем его дел? Если и можно, то лишь отчасти.
У Сталина не могло быть преемника, соразмерного ему по знаниям, уму, работоспособности, беззаветной преданности идее. Вдобавок менялась постепенно страна. Шел объективный исторический процесс, противостоять которому можно было лишь ценой огромных усилий.
Глава 4
На вершине власти
Можно возразить, что я проповедую «поклонение героям». Если хотите, да, друзья. Но поклонение прежде всего должно выразиться в том, что мы будем героически настроены. Полный мир героев вместо целого мира глупцов, в котором ни один доблестный король не может царствовать, — вот чего мы добиваемся!.. Отбросим все низкое и лживое. Тогда мы можем надеяться, что нами будет управлять благородство и правда…
Томас Карлейль
Два года, выпавшие из истории
В популярной, многотиражной, буквально навязываемой читателю «Истории Советского государства» Н. Верта глава X называется: «Хрущевские годы (1953–1964)». Начинается она с подглавки: «Борьба за сталинское наследие и начало хрущевских реформ (1953–1957)».
Остается только удивляться странной забывчивости не только данного автора, но и редактора книги. Как же они могли запамятовать, что во главе СССР с марта 1953 по февраль 1955 года стоял вовсе не Хрущев?
Правда, подобной аберрацией памяти страдает и Д. Боффа. В его «Истории Советского Союза» книга седьмая называется «Десятилетие Хрущева». Видно, очень понравился подобным авторам этот партийный деятель! Захотелось им представить его третьим — после Ленина и Сталина — вождем нашей страны. А третьим был не он, а Маленков.
Интересно, что тот же Н. Верт констатирует: «Первое место в новой иерархии занял Маленков, который получил пост Председателя Совета Министров и Первого секретаря ЦК КПСС. В Совмине у него было четыре заместителя, двое из которых могли питать значительные надежды: Берия, близкий соратник Маленкова, вновь возглавивший воссоединенное МВД, поглотившее МГБ; Молотов, вернувшийся на пост министра внутренних дел. Два других поста зампредов Совета Министров занимали Булганин и Каганович. Ворошилов был поставлен на пост формального главы государства Председателем Президиума Верховного Совета. Хрущев не имел никаких государственных должностей, но занимал второе место в ЦК КПСС».
По какой-то причине здесь допущена неточность: Маленков был просто секретарем ЦК. По этой причине Хрущев, как мы уже говорили, занимал первое место в партийной иерархии. Хотя благодаря авторитету Сталина в последние годы его правления наибольший вес приобрела должность руководителя государства, а не партии.
«Это распределение руководящих постов, — продолжает Н. Верт, — осуществленное в страшной спешке на следующий день после смерти Сталина и, несомненно, дававшее тройке Маленков — Берия — Молотов наибольшие преимущества, было сочтено другими членами президиума несправедливыми. Уже 14 марта Маленков… был поставлен перед необходимостью выбора между руководством правительством и руководством Секретариатом ЦК. Он выбрал первое, что означало передачу Секретариата ЦК Хрущеву…»
Как мы знаем, было не совсем так. Никакой страшной спешки не наблюдалось. Все «тройка» оговорила заранее. Никто, по крайней мере открыто, не выступал против новых назначений. Никто не ставил Маленкова перед выбором: возглавить правительство или КПСС.
Произошло то, что напрашивалось в данной ситуации. Не имея неоспоримого лидера, было осуществлено коллегиальное руководство. Общее управление государством перешло в руки Маленкова и его заместителей (прежде всего Берии и Молотова), Советы возглавил Ворошилов, а в партийной иерархии первым стал Хрущев.
Последний, как отметил Верт, «отныне занял ключевой пост, благодаря которому контролировал деятельность и карьеру секретарей обкомов партии, настоящих «баронов» системы, составлявших опору и основной контингент Центрального Комитета».
