В наступавшем кризисе шаткое, недостроенное здание ливанского управления могло обрушиться над головами каймакамов. Между тем сами они, вместо того чтобы соединить свои усилия для обуздания народного потока, давали горским племенам зрелище постоянного соперничества и мелочного их честолюбия и друг на друга клеветали у пашей. Пашам было поведено от Порты остерегаться всякой крутой меры, а потому в ожидании окончательных распоряжений своего правительства, не видя возможности миролюбивой сделки между племенами, они истощали свои усилия, чтобы только продлить по возможности наружное спокойствие, под которым горел вулкан. Флот отплыл к зиме, а капудан-паша остался в Бейруте в качестве полномочного комиссара. Впрочем, он не имел никаких полномочий. Данное ему поручение служило благовидным предлогом всемогущему в это время сераскиру Риза-паше, чтобы держать вдалеке от столицы вельможу, которого влияние и родство с султаном расстраивали его планы.
В первые месяцы 1845 г. разбои, убийства и злодеяния всякого рода размножились по южным округам Ливана. Обе партии, готовые к войне, обвиняли в том одна другую и попеременно являлись с жалобами к пашам. Друзы старались привлечь к себе турок воззваниями о своей покорности и преданности и тем обеспечить себе их содействие, но они не соглашались на те уступки, которые предписывала им Порта для удовлетворения притязаний христиан. Христиане хотели только усыпить внимание правительства, выставляя себя жертвами самоуправства и корысти шейхов.
Случилось, что в феврале были розданы христианам новые милостыни (около 30 тыс. руб. серебром), собранные в Австрии в пользу жертв междоусобий 1841 г. Раздача производилась чрез маронитское духовенство, и вся сумма послужила к закупке оружия и снарядов. Комитет дейрэлькамарский, с одной стороны, сочинял слезные просьбы к пашам и к агентам великих держав от имени христиан, угрожаемых злым умыслом друзов, а с другой — подстрекал к взрыву новых междоусобий в оправдание своих жалоб. Умы были до того разъярены, что семидесятилетний маронитский священник был задушен на большой дороге своими родными за то, что он в противность приказу, данному комитетом о прекращении всякой связи с друзами, навестил одного шейха, некогда его благодетельствовавшего. Всего более потворствовала видам заговорщиков безнаказанность всех преступлений, власть каймакамов была совершенно бессильна, а правительство не решалось употребить строгие меры.
По представлению консулов великих держав, Эсад-паша в продолжение февраля посетил сам Дейр эль-Камар, чтобы лично исследовать расположение умов на Ливане и предупредить взрыв. Везде встречали его со знаками покорности и нелицемерного уважения. Народ среди всех своих треволнений умел ценить личные качества, ум, строгий нрав, беспристрастное и бескорыстное правосудие Эсада, благороднейшего, едва ли не последнего типа турецкого вельможи старого времени. Все христианское народонаселение Дейр эль-Камара вышло к нему навстречу в полном вооружении, а при въезде его в город женщины и дети на террасах домов пели песни в его честь, сыпали цветы по пути его и опрыскивали его розовой водой. Старшины положили к его ногам свое оружие, объясняя, что они дерзнули идти к нему навстречу вооруженными, во знамение постоянной тревоги, в которой проводили они жизнь в горах, под страхом злого умысла друзов.
Все это было заучено. Христиане старались теперь выказать себя усердными и верными рабами, чтобы склонить на свою сторону весы турецкого правосудия. Порта не сумела воспользоваться обстоятельствами столь благоприятными для утверждения своего законного влияния в горах. Поездка Эсад-паши в Дейр эль-Камар, его советы, обещанное им правосудное внимание к обоюдным жалобам христиан и друзов произвели спасительное впечатление. Но в это время Порта сменяла Эсад-пашу и предписывала ему ехать немедленно в Бурсу, место, назначенное для его ссылки.
Давно уже все политические и финансовые затруднения по Сайдскому пашалыку, самые даже дела ливанские становились со дня на день невыносимее для Эсада. Его преследовал министр финансов Мусса Савфети-паша, который в это время разделял с Риза-пашой влияние по министерству
[280]. Надо думать, что гроза, накопившаяся в горах, должна была неминуемо разразиться и при Эсаде; но нет сомнения в том, что умный и правосудный паша, который при самом вступлении своем в должность успел вселить страх в горцев наказанием бунта, а затем внушил доверенность и успел сам изучить край и ознакомиться с делами и с лицами, — нет сомнения в том, что он успел бы обуздать своевременно горцев после первой вспышки и тем предупредил бы бедствия второй междоусобной войны. Блистательная Порта все это упустила из виду и ради личных страстей, господствовавших в ее советах, осудила страдальческие племена Ливана новым и страшным испытаниям и потрясла собственное свое влияние в Сирии.
