Под впечатлением, произведенным последовательными бедствиями Османской империи, кабинеты великих держав обменялись взаимными уверениями в твердом намерении сохранить общими усилиями неприкосновенность и независимость империи под царственной ее династией и содействовать правосудному решению восточного дела согласно с общим желанием о сохранении мира в Европе. Спокойствие столицы при воцарении преемника Махмудова после обычных волнений и кровопролитий, которыми сопровождалось в другие эпохи восшествие султанов на престол, было благонадежным признаком. При таком выражении народных чувств в буйной некогда столице Востока мудрость европейских кабинетов могла отстранить бедствия, которыми этот великий кризис грозил племенам Османской империи. По внушению австрийского кабинета представители пяти великих держав в Константинополе подали 15 (27) июля ноту, которой извещали Порту о единомыслии кабинетов относительно восточного дела и просили не принимать никаких решительных мер без их содействия
[222].
Порта с удовольствием приняла это посредничество. На ее стороне было право, и, как только предстояло решить трудный ее процесс не судом материальной силы, но под влиянием правосудия держав, она со спокойствием могла ожидать их приговора.
Зато Мухаммед Али, которому было объявлено содержание ноты 15 (27) июля, впал в уныние, светлые призраки будущности рушились пред ним. В тот же день переменил он тон своих притязаний и самый слог переписки с верховным везиром. Вместо недавних обвинений и браней он стал заклинать Хозрефа именем старой дружбы приступить к миролюбивой сделке мимо всякого внешнего вмешательства.
Европа совокупным заступничеством оправдывала в 1839 г. бескорыстный, человеколюбивый подвиг России, которая одна в 1833 г. даровала мир встревоженному Востоку. Но вряд ли податели знаменитой ноты и сама Порта, которая в своем недоумении обрадовалась ей и прицепилась к ней, как утопающий к доске, вряд ли постигали они всю важность этого акта и тяжких обязательств, которые им налагались на кабинеты. В 1833 г. решительная мера российского двора и быстрое появление в Константинополе нашего флота и войска восстановили мир на Востоке и отстранили опасности, угрожавшие Европе. Но в 1839 г. достижение этой цели пятью державами было подчинено предварительному согласию их видов. Уже проглядывали первые признаки раздора между кабинетами Англии и Франции. Каждый из них имел особенное свое воззрение на дела Востока.
С некоторых лет Англия с беспокойством смотрела на возраставшую силу Мухаммеда Али, владетеля Египта и Сирии, куда пролегают оба ближайшие ее пути в Индию. Она подозревала проекты его на Красное море и на острова Персидского залива. Она домогалась уничижения паши и изгнания его из Сирии. С другой стороны, Франция по всегдашнему соперничеству с расчетливой соседкой и по народному сочувствию к Мухаммеду Али, окруженному французами и льстившему их самолюбию, оказывала к паше чрезмерное благоволение, далеко не совместное с ее отношениями к султану, и безотчетно уважала его притязания.
Когда Англия предложила, чтобы ее флот вместе с французским принудили Мухаммеда Али сдать султанский флот, Франция и слышать не хотела о насильственных мерах. И в самом деле, общественное мнение во Франции было в таком заблуждении под влиянием журнальных толков о египетском паше, что министерство, опасаясь раздражения народных умов, не могло предписать насильственных мер против Египта. Оно предложило Англии, чтобы соединенные их флоты перед Александрией объявили волю кабинетов о сдаче флота. Англия заметила, что одно объявление, одна угроза, не поддержанная действием в случае отказа, внушили бы новую дерзость паше и что голословная угроза не подобала достоинству великих держав. Между тем оба флота стояли пред Дарданеллами и настоятельно требовали входа в столицу для ее защиты, по примеру того, как наш Черноморский флот входил туда в 1833 г. Но обстоятельства были совершенно иные: Ибрахим не был в нескольких переходах от Босфора, Ункяр-Искелесский трактат удерживал его в почтительном расстоянии, и никакая опасность не угрожала османской столице. Первым плодом торжественного обязательства великих держав о независимости и неприкосновенности Османской империи было бы теперь нарушение основного старинного правила о закрытии проливов, ведущих в беззащитную ее столицу, и нарушение дипломатических обязательств Порты к российскому двору.
Западные кабинеты в этом домогательстве только могли согласоваться между собой, а оно не оправдывалось ничем, разве суетным удовлетворением народных самолюбий. Россия решительно отказала их притязаниям, а Порта требовала удаления англо-французского флота от Дарданелл, весьма кстати заметивши, что союзные корабли лучшей услуги не могли ей оказать, как разве принуждением Мухаммеда Али выпустить собственный ее флот из Александрии.
Между тем Мухаммед Али, впавший сперва в уныние при сделанном ему объявлении о посредничестве Европы, радовался теперь несогласию между посредниками. Он не делал никаких уступок. В осень он стал опять грозить походом в Малую Азию и оскорблял турецких комендантов Месопотамии и Диярбакыра, которым было строго предписано от Порты избегать всякой ссоры с египетскими войсками, а в случае их появления отступать. Мухаммед Али надеялся вынудить от разногласия держав те условия, каких не удалось ему исходатайствовать у побежденного и безоружного султана.
После бесполезных споров о средствах, какими надлежало восстановить мир на Востоке, великие державы вступили между собой в переговоры об условиях, какие надлежало предначертать для примирения султана с его вассалом. Франция, безотчетно основывая свои предложения на притязаниях паши, ходатайствовала в его пользу о потомственном обладании Египтом и Сирией и о пожизненном управлении Аданой, Кандией и Аравийским полуостровом. Порта для скорейшего окончания спора была расположена присовокупить к сделанному ею первоначально предложению о потомственном обладании Египтом пожизненное управление частью Сирии.
Было очевидно, что с того времени, как великие державы предложили султану свое посредничество для окончания спора с Египтом, они были морально обязаны обеспечить султану условия более выгодные, чем те, что мог прежде предписывать торжествующий паша. Во всяком случае постановления кабинетов должны были по необходимости основываться на добровольном согласии Порты, во-первых, потому что, принявши за правило независимость и законные права султана, нельзя было принужденно ему предписывать такие уступки, которые ему казались несовместными с его законными правами; во-вторых, можно было опасаться, что в случае несогласия обеих спорящих сторон на постановления посредников, предстала бы необходимость прибегнуть к насильственным средствам против обеих и возобновить мудреную задачу бельгийского дела…
[223]
