Конвенция эта, неправильная по своим основаниям и по своей форме, была отвергнута английским правительством, а Османская Порта на нее протестовала. И в самом деле, коммодор Непир дал в этом случае новое доказательство своей опрометчивости в деле вне сферы воинственных его дарований. Трактат Лондонский основывался на торжественном обязательстве держав о сохранении целости и независимости державных прав султана, а обеспечение прав египетского вассала европейскими государствами мимо султана, в силу подписанной Непиром конвенции, явно нарушало державные права султана. Сверх того, подобное нововведение в народное право могло повлечь за собой важные неудобства даже для европейских держав, налагая на них в будущем обязанность неусыпного бдения над внутренними делами Османской империи.
Постоялый двор Хан Эль-Умдан. Английская гравюра, 1830-е гг.
Мухаммеду Али оставалось безусловно покориться своему законному государю и ждать от его милосердия и от дружелюбного ходатайства великих держав будущего устройства судьбы его и его семейства. Адмиралу Стопфорду было поручено от союзных кабинетов дать совет этот Мухаммеду Али. В исходе ноября паша принес, наконец, свою покорность письмом верховному везиру. Не предлагая никаких условий, не требуя ничьего поручительства, ссылаясь только на сделанное ему Непиром объявление о ходатайстве в его пользу великих держав, Мухаммед Али смиренно объявил, что уже сын его выступал из Сирии, что флот султанский был готов к сдаче, кому повелено будет, для отведения в столицу, и просил помилования у своего государя. Замечательно, впрочем, что это письмо, выражавшее действительную его покорность, не заключало и половины тех обычных фраз верноподданнической преданности, которыми, будто риторическими цветками, испещрялись прежние письма Мухаммеда Али для прикрытия приличиями восточного слога надменных его притязаний.
Если успехи оружия союзников принудили египетского вассала к покорности, зато, с другой стороны, были нужны все их дипломатические усилия, чтобы склонить Порту к принятию его покорности в смысле Лондонского трактата. Принужденная отказаться от любимой своей мечты о совершенном уничтожении египетского вассала, она еще несколько месяцев сряду ухищрялась, чтобы ограничить невольные свои уступки условиями самыми строгими и заготовить себе в будущем благовидные предлоги к достижению своей цели. Когда английский капитан Фаншаф представил в Порту вышепомянутое письмо Мухаммеда Али, верховный везир Реуф-паша отвечал ему обычным хладнокровным бакалум, этим великим рычагом дипломатических маневров Стамбула, и заметил, что принятие письма из рук капитана еще не значило, чтобы Порта принимала просьбу Мухаммеда Али. Капитан объявил затем, что паша обязывался честным словом сдать флот, кому прикажет Порта, для отведения в столицу. Везир отвечал ему: «Флот наш, Александрия — наша сторона, флот воротится сюда, когда мы захотим; об этом не стоит говорить». Капитан, который хорошо знал, что в Сирии война еще продолжалась, заметил, наконец, что не худо ускорить заключение мира. Везир обиделся этим выражением и догматически присовокупил, что «мир заключается между двумя правительствами, а не между государем и возмутившимся подданным».
Таковы турки; может быть, справедливее сказать — таков человек. Давно ли европейские кабинеты силились ободрять правительство, трепетавшее при всяком ложном слухе о движениях Ибрахимовой армии, готовое пресмыкаться в прахе перед торжествовавшим вассалом?.. Едва улыбнулась ему судьба по мановению великих держав, едва берег Сирии был освобожден, и хотя вся внутренняя сторона была еще во власти Ибрахима, хотя 60-тысячная армия занимала еще Дамаск (это было в первых числах декабря) и легко могла опрокинуть среди случайностей войны 20-тысячную армию султана, а уже турецкое правительство замечталось, будто во времена своего всемогущества, и слышать не хотело о мире.
По настоянию представителей великих держав Порта согласилась принять покорность Мухаммеда Али и отправила в Египет Мазлум-бея с милостивым фирманом, а Явер-пашу (капитана Вокера) для принятия флота. Впрочем, упорствуя в своей системе, Порта пыталась еще продлить спор и умалчивала право потомственного обладания. Когда впоследствии строгое слово великих держав заставило ее выразиться, она долго еще торговалась об ограничении дарованных прав. Уже флот был отведен в Константинополь
[246], Кандия сдана, Сирия и Аравийский полуостров очищены от войск египетских и поступили под султанскую власть, а переговорам конца не было. Порта, упуская из виду, что самые существенные государственные пользы предписывали ей окончить этот домашний спор мусульман и тем хоть отчасти отстранить неудобства вмешательства европейских держав в ее внутренние политические вопросы, продлила над собой своими неправильными притязаниями суд европейских держав и возбудила правосудные их сочувствия в пользу Мухаммеда Али.
И в самом деле, мог ли он согласиться на требования Порты, чтобы каждый раз по ее усмотрению и выбору был назначаем египетский преемник между членами его семейства и чтобы в султанскую казну поступала не определенная подать, но четвертая часть со всех доходов Египта, которых сбор и итоги Порта хотела проверять на месте своими чиновниками? Мухаммед Али решительно отказывался от принятия условий, под влиянием которых Египет становился театром грядущих интриг дивана, а его семейство их жертвой. Он стал вновь формировать свою армию и укрепляться в Александрии, готовясь на сей раз к отчаянной обороне.
Подробности переговоров, в которых важную роль играли личные страсти иных османских министров и европейских дипломатов, чужды предмета нашего. Упомянем вкратце окончательные решения Порты, одобренные в мае 1841 г. представителями великих держав.
Мухаммеду Али уступалось право потомственного управления Египтом, Нубией, Дарфуром, Кордофаном и Сеннаром в качестве полномочного наместника султана, с воспрещением продолжать наезды в эти последние области для вывоза невольников и с воспрещением обращать этих невольников в евнухов.
Право наследования определялось по первородству в прямой мужской линии, старшему в роде, с совершенным отстранением женской линии в случае прекращения первой.
Паша египетский уравнивался по иерархии с другими везирами империи, и ему присваивались те же почетные титлы и тот же нишан (алмазный знак).
Правила Гюльханейского хатти шерифа распространялись на Египет; что же касается до других узаконений, то предоставлялось паше приноровить их к своим областям по мере возможности.
