Солдатская наука была трудна для крестьянина. За довольно короткий срок рекрутства он должен был навсегда забыть прежнюю жизнь в деревне и стать новым человеком: «…чтобы крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимка, чесание при разговоре совсем были у него истреблены» (Инструкция полковничья конного полку, СПб., 1766 год, переиздана в 1826 году); «…чтобы люди гнушались походить на мужиков…чтобы каждый человек умел говорить порядочно, толково и без крику, отвечал бы своему начальнику, не робея и не нахальничая перед ним, имел бы всегда вид солдата с достодолжною осанкою, ибо зная свое дело, не имеет он чего опасаться…» (приказ цесаревича Константина Павловича от 29 октября 1808 года).
Если рекрут делал успехи в обучении, то его поощряли разными способами, в том числе и приближением его серого сермяжного одеяния к строевому мундиру. Например, разрешали нашивать на кафтан суконный воротник полкового цвета, заменять деревянные обтяжные пуговицы металлическими.
Получение полного комплекта форменной одежды было связано с изменением социального статуса рекрута, так как нижние чины императорской армии находились вне сословий Российской империи, определенных для гражданского населения, и обладали специфическими обязанностями и правами, несколько ограниченными (например, им было запрещено входить в долговые обязательства, торговать вином, солью и т. п., но они имели право продавать произведенные ими ремесленные изделия).
Интересно, что в начале XIX века в числе солдатских наказаний было и лишение права носить мундир. Вместо суконной куртки с цветными полковыми отличиями провинившимся снова выдавали серый сермяжный кафтан, и это был весьма ощутимый удар по самолюбию нижних чинов, особенно — старослужащих, уже успевших позабыть о крестьянском житье-бытье и родной деревне.
Глава четвертая
«Сабля, ташка, конь гусарской, с вами век мне золотой…»
Кавалеристы XIX века были людьми романтическими. Когда в газете «Русский инвалид» в 1858 году развернулась дискуссия о будущем конницы, в ней приняли участие и убеленные сединами ветераны 1812 года, все еще служившие в гусарах. Один из них, генерал Броневский, сравнивал кавалериста с птицей, крыльями которой служит строевая лошадь. Если лошадь повинуется всаднику, если она здорова, сыта и полна сил, то конник вихрем летит на врага, сея панику в его рядах. Если лошадь плоха, то не будет ни знаменитой кавалерийской атаки, ни рукопашной схватки, где «саблям — звенеть, пикам — ломаться»…
Лошадей в России тогда было очень много. Точных цифр не имеется, но приблизительно конское поголовье в начале XIX века определяется в 30–35 миллионов голов. Боевые действия в 1812 году сократили его, особенно в Московской, Смоленской и Минской губерниях. У правительства возникли серьезные проблемы с формированием кавалерийских резервов. Дело дошло до того, что Александр I разрешил в 1813 году жителям Подольской и Волынской губерний вместо рекрут сдавать верховых лошадей: взамен одного рекрута — или три кирасирских, или четыре драгунских, или пять уланских и гусарских лошадей. Это дало войску 13 тысяч верховых коней. Стоимость рекрутской квитанции тогда достигала 350 рублей, и получается, что правительство платило за кирасирскую лошадь около 120 рублей, за драгунскую — около 87,5 рубля, за легко-кавалерийскую — 70 рублей.
Русское коневодство довольно быстро оправилось от потерь. Его база, заложенная еще при Петре Великом в виде государственных конных заводов в Казанской, Азовской и Киевской губерниях, вообще не пострадала. К тому же во второй половине XVIII века были основаны новые государственные конные заводы, специально предназначенные для выращивания строевых лошадей. Например, в лейб-гвардии Конный полк высокорослых лошадей темных мастей поставлял завод, расположенный в селе Починки Нижегородской губернии. Около города Гадяча Полтавской губернии находился конезавод, где разводили лошадей, годных для службы в тяжелой и средней кавалерии. Кроме того, лошадей для армии выращивали на Хорошевском конезаводе (100 рослых кобыл и 8 жеребцов), Гавриловском (120 кобыл и 9 жеребцов), Даниловском (217 кобыл «немецких пород, рослых, шерстью вороных», и 19 жеребцов), Сидоровском в Костромской губернии (130 кобыл, 14 жеребцов), Всегодническом во Владимирской губернии (115 кобыл и 9 жеребцов), Скопинском в Рязанской губернии (100 кобыл темных мастей и 10 жеребцов), Богородицком в Тульской губернии (90 кобыл и 8 жеребцов). Всего к концу XVIII века на государственных конных заводах находилось 1364 племенные кобылы.
Кроме государственных, в России в начале XIX столетия было более 250 частных конных заводов. Выращивание лошадей для нужд армии являлось весьма прибыльным делом. Правильно организованный конный завод вполне мог составить основу крупного дворянского состояния. При хорошем знании принципов разведения животных (скрещивание, отбор, подбор, выращивание молодняка, направленный тренинг и испытание рабочих качеств лошадей) на частных конных заводах даже выводили новые породы. На рубеже двух столетий, XVIII и XIX, это получилось у двух русских коннозаводчиков: графа А. Г. Орлова и графа Ф. В. Ростопчина. Орлов успешно вывел верховую породу лошадей, несравненную по манежным качествам, которые тогда требовались от лошади, а также рысистую, дожившую до наших дней. Ростопчину удалось вывести замечательную верховую лошадь, которая по своим скаковым способностям не уступала лучшим чистокровным лошадям Англии.
Известным в свое время коннозаводчиком был и Алексей Петрович Мелиссино, в 1801 году произведенный в генерал-майоры и назначенный шефом сначала Мариупольского, а затем Лубенского гусарских полков. Сын генерала екатерининской эпохи, Алексей Петрович основал первый частный конный завод в Новороссийском крае и потратил немало средств, выписывая для улучшения местной породы лошадей из Англии, Турции и Аравии. Конный завод Мелиссино славился по всей России и выращивал лошадей под офицерское седло. Это были кони в основном светлой масти, невысокие, очень подвижные и красивого экстерьера.
Алексей Петрович, как и положено гусару, был прекрасным наездником. Когда скульптор Фальконе по заказу Екатерины II работал над созданием памятника Петру Великому, то позировал ему двадцатилетний поручик Мелиссино. На одной из своих замечательных лошадей он заезжал на покатый помост, специально построенный для этой цели, и поднимал ее на дыбы.
Много небольших конных заводов имелось на Дону. Коневодство издавна было традиционным видом деятельности казаков. Но в отличие от государственных конезаводов, расположенных в Центральной России, где лошади, как правило, находились на конюшенно-пастбищном содержании и в первые недели жизни проходили «обтяжку» (приручение), а в возрасте полутора лет — «заездку» в манеже (седлание, взнуздывание, переход из аллюра в аллюр по команде всадника), на Дону все делалось иначе. Лошадей там держали только в табунах, и «обтяжку» проводили перед продажей, то есть в возрасте трех-четырех лет. Это сильно затрудняло «заездку» и дальнейшую работу по дрессировке. Кроме того, казаки выращивали лошадей только одной породы — донской.
Эта порода сформировалась в XVIII веке. Исходным материалом для нее послужили лошади степных кочевников, преимущественно ногайские, а также восточные породы — карабахская, персидская, туркменская. Типичная донская лошадь начала XIX столетия была невысока ростом (148–152 см в холке), имела сухую горбоносую голову, маленькие глаза, оленью шею, отлогую холку, недлинную спину, прямую или слегка выпуклую, несколько свислый круп, неширокую грудь, крепкие, сухие, высокие и прямые ноги. Преобладающей мастью в породе являлись рыжая и бурая, реже встречались гнедая, караковая, серая и вороная. Современники отмечали, что донскую лошадь нельзя назвать красивой, зато она вынослива, неприхотлива в корме и уходе, а также хорошо переносит суровые погодные условия среднерусского климата. К тому же стоили донские лошади недорого.
