– В состоянии похмелья это проблема номер один, – подвел итог Хузин.
Поблизости с вокзалом располагался небольшой рынок. Местные крестьяне торговали картошкой, солеными огурцами и яблоками под крытым шифером навесом из наспех сваренных железных рам. На облезлой краске покосившегося стенда выгорали афиши. В пятницу и субботу Дом культуры приглашал на танцы от диско-студии «Фанта». В кинотеатре крутили фильмы «Пираты двадцатого века» и «Гонщик серебряной мечты». Старых дев радовали объявления курсов кройки, шитья и вязания. Увидев репертуар кинотеатра, Рома оживился:
– Малютка, мы же с Андрюхой ради хохмы на «Танцора диско» зарулили в «Палладиум».
– Я с вами после «Каскадеров» в кино не ходок.
– На этот раз было веселее. Пошли на дневной сеанс. В зале прыщавые прогульщицы уроков, несколько молодых бездельников и целая армия старушенций, вооруженных носовыми платками. Сидим, «Моку» из горла потягиваем, смеемся в ладошки. И на сцене, где мамашу Джимми высоким вольтажом к «Стратокастеру» приварило, наш веселый друг Андрюша хватается за голову и начинает голосить: «Нет! Я не верю! Спасите эту несчастную женщину! Сделайте же что-нибудь, о бездушные варвары! Искусственное дыхание, массаж сердца, клизму, в конце концов! Хинди руси бхай бхай!» Все поначалу подумали, что у Андрюшеньки на фоне разыгравшейся кинотрагедии мозговое помутнение. А когда поняли, что он так шутит, обстановка накалилась. Бабульки кобрами зашипели, палочками начали зловеще постукивать… Пришлось пересесть на другой ряд. Но там еще веселее стало. На экране кричат: «Пой, Джимми, пой!» А наш Андрюшенька поддерживает, болеет за танцора. Орет: «Пой, бл. дь, Джимми! Пой, как Лещенко и Оззи Осборн! Пой, как Роза Рымбаева, бл. дь, Джимми! Не обламывай, пой!» Угомонился, когда билетерша сказала, что в ментовку позвонит.
– Было дело. А вообще, конечно же, извращение полное. В дневное время пить из горла ликер, да еще и на индийском фильме, – вздохнул Марьин. – До сих пор стыдно.
Таких городков, как Лимбажи, в Прибалтике много. Двух-трехэтажные домишки еще довоенной постройки, притулившиеся на мощеных улочках. Зеленые парки с красивыми аллеями. Небольшие церквушки и костелы. На окраинах – частные особняки с ухоженными газонами и «жигулями» у ворот. Горожан, оказавшихся здесь впервые, хоть на мгновение, но посещает желание остаться. Забыть о спешке, бытовых неурядицах, столичном ритме. Бывало, Рома задумывался о возможном переселении в провинцию. Особенно в моменты, когда его мучило моральное похмелье. Когда взгляды всех прохожих казались осуждающими, светофоры слепили глаза, а машины так и норовили выехать на тротуар, чтобы сбить его, Рома видел домик красного кирпича, увитую плющом веранду, светлый кабинет с массивным столом. На нем – ворох бумаг и пишущая машинка. За окном слышны детские голоса, из кухни доносится запах жаркого, магнитофон звучит голосом Роберта Планта. Иногда такие картинки проступали в сознании настолько явственно, что Рома переставал слышать шум улицы, голос Андрея и упреки Зои. Но Рома отлично понимал, что все эти мечты неосуществимы. Через неделю он заскучает по уютным рижским барам, шумным компаниям и флирту, быстро перетекающему в постельные отношения.
Малютка Джоки, хорошо разбирающийся в истории, увлеченно рассказывал о Лимбажи. О поселениях ливов, старинном названии Лемзал и замке крестоносцев. Поведал о том, что именно в этих краях долгое время жил барон Мюнхгаузен. Любящий поспорить Марьин категорически отказывался в это верить, доказывая, что титулованный врун вообще персонаж вымышленный. Пока Малютка пытался доказать обратное, Рома заметил расположившийся на противоположной стороне улицы магазин. Над зеленой вывеской «Промтоварный магазин» желтело название «MARA».
– А они тут романтики. Промтоварный – он и есть промтоварный. А они ему имя женское дали. И не самое противное.
– Уверен, что сейчас что-нибудь интересное прикупим. Андрюше все равно не докажешь, что Мюнхгаузен – персона вполне реальная. Что жил, охотился, любил женщин, врал и веселился.
В магазине пахло резиной, стиральным порошком и сыростью. На прогнувшейся вешалке собирали пыль кривые швы мрачноватых костюмов. Зимние куртки с капюшоном походили на пластмассовые скафандры. В хозяйственном отделе лежали мотыги, медные тазы и черные поливочные шланги, напоминающие дохлых гадюк. Полноватая женщина нехотя поднялась с табуретки, опершись пухлыми руками об исцарапанный прилавок. Рома увидел открытую коробку ярко-синего цвета. Картонка покоилась в окружении страшноватых сандалий и перчаток из мешковины. В ней лежали дутые сапоги. Настоящие дутики шведской фирмы «Карлссон». Цены у фарцовщиков на такую обувку были запредельными. В магазине «MARA» они стоили всего двадцать рублей. Поздоровавшись с продавщицей, Хузин робко спросил:
– Скажите, а сорок третий размер есть в наличии?
– Это и есть сорок третий, – громко ответила женщина.
– А сколько еще пар есть?
– Только эта осталась.
– Феноменальное везение! – выпалил Марьин. – Одна пара, а размер твой, Ромка.
– Заверните мне, пожалуйста, – вежливо попросил Хузин.
Женщина недовольно хмыкнула:
– Так они на одну ногу. На левую. Или у вас со зрением плохо?
Определение парности дутых сапог понятие несколько абстрактное. Различить их можно только при ближайшем рассмотрении.
– То есть… То есть как это на одну ногу? – с трудом выговорил Рома. – У меня две ноги. Две полноценных ноги, которые я хочу обуть.
Не успела женщина ответить, как помещение наполнилось громким хохотом. Малютка гоготал, облокотившись о стену. У присевшего на корточки Марьина из глаз текли слезы.
– Молодой человек, я вам еще раз повторяю. Оба сапога на одну ногу. На левую ногу.
Рома отказывался верить в сказанное:
– Это же шведские сапоги! Дефицитные шведские сапоги! Вы хотите сказать, что в Швеции живут одни инвалиды? Или шведы думают, что у нас живут одни инвалиды?
– Рома-а-а! Это они за наши подводные лодки в их прибрежных водах, на которые им лосось жалуется, – истерил Джоки.
– Я ничего не думаю, – с раздражением ответила женщина. – Всего было десять пар. Девять нормальных, а одна бракованная.
– Неслыханная удача! И что?.. Что, в вашем чудном городке не нашлось двух одноногих?
– Двух одноруких алкоголиков с пилорамы знаю, но перчаток на одну руку еще не завозили. И заканчивайте балаган. Это промтоварный магазин, а не театр.
Рома пустился в длинный монолог. Наличие всего двух, давно знакомых ему зрителей не смущало:
– Скотство, замешанное на идиотизме! Продавать обувь на одну ногу! Не отдать ее в дом инвалида, не списать! А цинично выложить на прилавок, чтобы лишний раз показать народу свое к нему отношение. Хотите носить модные сапожки? Носите, ущербные! Втисните свою правую ногу в левый сапожок, мучайтесь, страдайте и осознавайте свою убогость. Инквизиторы!!! Скоро они, суки, будут пиджаки с одним рукавом продавать, брюки с одной штаниной, шляпы только с полями и без верха. Страна кровяной колбасы и напитков из цикория, которые одной чашкой способны убить столько лошадей, сколько не убьет даже тонна никотина.
