Но что требовать от грубых жителей средневековья? Они ведь со всею душой, а от журналиста толк небольшой, а только сплошная растрата ценного королевского времени. Вот и мне не хочется того же. Потому воспользуюсь подсказкой покойного венгра и не буду соваться в заоблачные выси, в которых ни уха ни рыла.
Подумал я и о том, что у всех таких изобретений автор есть или несколько. Вот сейчас сержант Калашников в госпитале лечится или уже после него выписан. А после выписки начнет изобретать. Сейчас он может сделать еще что-то, которое не сильно хорошо, но сделав несколько таких работ, он выйдет на свою конструкцию, а предварительными работами он свой уровень и подымет. Теперь представим, что я сейчас взял и «переизобрел» вместо него тот автомат. Слава мне, допустим, обеспечена, хотя, думаю, что сейчас АК стране не нужен по ряду причин, он будет нужен больше потом. Что в итоге выйдет? Автомат есть, хотя особенно и не нужен. Есть я в роли конструктора, который на том и остановится, ибо знаменитым оружейником я точно не стану, потому и останусь автором одной песни, она же главная и лебединая. Калашников, в отличие от меня, конструктор. Кроме АК он может еще что-то сделать (другое оружие с буквой «К» я видел, но не знаю, кто в него больше вложил, сам Михаил Тимофеевич, или его подчиненные). Но он все это сделал после того, когда стал конструктором АК, то есть показал, что может сделать нужный армии образец, поэтому в следующий раз, когда он что-то еще предлагал армии, то дорогу новому изобретению помогал пролагать и его первый удачный образец. Теперь, такой хитрый, я лишаю его вот этого трамплина. То есть реальный конструктор вынужден тратить часть сил на то, чтоб доказать то, что он уже доказал сразу после войны, войдя в ограниченную группу, которой и поручаются важные дела… Оттого он сделает меньше, чем сделал в неизмененной мною реальности, и что-то из его конструкций не появится вообще или вместо него примут изделие какого-то другого автора, которое не столь и хорошо. Конкуренция между подрядчиками знакома и мне, и решения там часто принимаются, исходя из весьма интересных резонов. То есть я однозначно сделаю стране хуже. Себе, конечно, лучше, но если меня совесть не загрызет.
Так что если и придется изобретать, то что-то понемногу. Я как-то в книге видел, что у итальянцев в это время изобрели нечто вроде разгрузочного жилета. Вот его-то можно и попробовать применить для наших целей. А на итальянский приоритет мне пофиг, и вообще они сейчас с нами воюют. Так что у меня перед ними никаких обязательств нет, и во вреде им ограничивает только физическая возможность его совершить. Была бы возможность наслать сразу на всю итальянскую армию на Дону альвеолярный пульпит и неостановимый понос – наслал бы. Нефиг шляться здесь с недобрыми намерениями. Вообразили себя потомками римлян – вот и шатайтесь по дорогам своих предков по Африке или по Турции, можете даже в Берлин заглянуть. Ибо многие цезари получали триумф за сокрушение германцев.
Глава третья
Еще добавлю, что в рамках завоевания «Хрустальной совы» я завоевал еще кусочек этой птицы – ну, скажем, второе ухо. Путем дедуктивных размышлений и расспросов я определил, где служил Андрей в морской пехоте. Бригада товарища Кравченко. Жаль, что расчеты окончились вечером, а вино уже выдали в обед.
На следующий день меня направили на рентген. У себя дома я бы уже минимум дважды там побывал – для диагностики и для контроля процесса. А здесь уже можно сказать – на финише. Рентгенкабинет располагался где-то в другом месте, может, даже и не в нашем госпитале, ибо не догадался спросить. Меня на сей раз поместили в кузов, но вместо халата выдали огромную черную бурку. Как она оказалась в госпитальном имуществе на флоте – не спрашивайте, ибо не отвечу. Бурка малость пострадала от моли, но закутался в нее – и не страшны ни дождь, ни ветер.
Хотя сидел я в ней в коридоре, ожидая, когда врач опишет результат (мне делали не снимок, а рентгеноскопию), и ловил на себе удивленные взгляды: что это за тип в бурке здесь делает? Задержаться пришлось довольно надолго, потому что следующих приносили и привозили, поэтому я пока терзал глаза проходивших мимо и вспоминал разное. В том числе и студенческую молодость – ведь учащихся в техникуме тоже студентами называют. Я тогда устроился на работу ночью в котельную, где числился оператором. Поскольку кидать уголь лопатой мне не предстояло, то я рассчитывал, что в газовой котельной можно будет и дрыхнуть на работе. Увы, это я слишком размечтался. Поэтому спать было нельзя, разве что на секунду отключиться и тут же с ужасом вскочить – не взорвались ли мы, пока я спал? А раз не спишь, ночь тянется бесконечно. Я и читал на работе. Раз, помню, забыл в общаге взятую книгу, поэтому пошел искать, чего бы тут найти почитать, ибо видел раньше в одной кладовке завал старых книг.
Да, я не перепутал, там лежали какие-то описания патентов. Точнее сказать не могу, ибо обложки кто-то отодрал, а искать другие следы названия я поленился. Нельзя сказать, что чтение было увлекательное, но при желании нашлось и смешное, и интересное. Так я узнал, что в рецепт зубной пасты входят десятки компонентов. А вот и смешное – о пользе некоторых изобретений. Правда, чтоб понять, что это смешно, мне потребовалась консультация.
Итак, описание изобретения, рожденного пытливыми умами из Полтавского медицинского института (он вообще-то стоматологический, но и обыкновенные врачи там тоже учатся)… Смысл деяния – определение, какая пневмония у ребенка, правосторонняя или левосторонняя. Некий реактив наносится на две симметричных точки на языке ребенка, и с той стороны, с какой окрасилось – с той и пневмония. Это не способ выявления пневмонии, это способ выявления ее стороны. И все. Вообще-то если сделаешь рентгеноснимок грудной клетки, то это и видно будет, да и лево– и правосторонняя пневмонии лечатся одинаково. Даже если ты перепутаешь стороны снимка, то тебе грозит только втык от начальства за путаницу, а ребенок выздоровеет. Не только все йогурты одинаково полезны, но и не все изобретения нужны вообще.
А в «истопниках» я проходил только зиму. После окончания отопительного сезона нашлась мне другая подработка, где спать ночью можно было. Практика показала, что не спать всю ночь я могу, но лучше всё-таки спать.
В госпитале лечащий врач сказал, что в общем я выздоровел, так что скоро на выписку. А когда? Может, и завтра.
Завтра не получилось, потому что было большое поступление раненых и весь персонал сбивался с ног. Авианалет на корабли в бухте, артудар по батарее Зубкова, раненые у зенитчиков… В общем, все успокоилось только к вечеру. К нам никого не подселяли, потому как некуда.
Бомбежка порта нам не очень мешала, хотя содрогания почвы от взрывов ощущались. Но взрывы эти были далеко и не приближались, судя по ощущениям. Видимо, наш домик стоял где-то на окраине города. Ну ничего, скоро пойму, где это мы размещались.
Поскольку предстояла близкая выписка, я перед сном поразмыслил над своим ближайшим будущим. И оно представлялось мне в морской пехоте. Шанс попасть в береговую артиллерию или зенитчики существовал, но был существенно меньше. Поскольку я помнил про грядущие попытки немцев наступать на Туапсе и иные места, то морская пехота была все более вероятной. Про службу на кораблях я не думал. Раз Андрей отчего-то попал не в плавсостав, а в береговую оборону, значит, у него есть какой-то небольшой дефект здоровья. Я в свои времена слышал, что наилучшее здоровье требовалось от тех, кто служит на кораблях. Может, здесь было по-другому, но вероятность того, что я прав, высока. Даже в случае ошибки – что я помню? Потери в кораблях росли, а поступление их от промышленности было не очень велико. Потому это автоматически означает меньшую потребность в моряках, ведь не так часто корабль гибнет со всем экипажем. Чаще корабля нет, а часть экипажа есть. Поэтому, коль я не какой-то там штурманский электрик или гидроакустик, то «без тебя большевики обойдутся», в смысле на кораблях.
