Так что – что видели, то и видели… Вспышки в ночи, разрывы осветительных над берегом. Остальное – слышали. Огня по кораблям не было, хотя мы и ждали ответа. Ну и это к лучшему. Врежется снаряд в палубу, на которой сидит куча десантников – зрелище будет кислое.
Как я себя ощущал? На подъеме. Ждал окончания удара по берегу и высадки. А гром больших калибров вселял уверенность, особенно осознанием того, что это бьют не по нам, а по румынам и немцам, и это им надо втискиваться в щели и блиндажи, чтоб уберечься от огня и молиться тому, кому они обычно молятся: дескать, спаси и пронеси. Я совершенно не думал, что есть такое воспоминание о том, что Озерейский десант неудачный. Впрочем, деталей неудачи я особенно и не знал…
Пашка спросил меня, что за калибры бьют. Ну да, он же думает, что я береговой артиллерист и с голосом своих стотридцаток знаком. Но я ведь это слышал только в кино. Пока выходило, что всё куда мощнее, чем это было под Шапсугской и Туапсе. Так что и сказал Пашке:
– Я такую мощную музыку впервые слышу. Явно крейсера работают главным калибром.
– Да, ты знаешь, когда мы десанты в Камыш-Бурун высаживали, нас артиллерия с нашего берега поддерживала, три флотские батареи и кто знает сколько сухопутных. Но так мощно не звучало. Наверное, это вправду крейсера подключились. Где там Иван затихарился, он вроде на таких же пушках служил, какие и на «Красном Кавказе» стоят, пусть скажет, голосок похожий или нет.
Иван был где-то тут, но недоступен. Спустя где-то полчаса канонада начала стихать, но полностью не прекратилась.
– А чего так слабо бить стали?
Это Олег зашевелился.
– Олежка, тут дело в пушках и комендорах при них. Пушка выдерживает до полного расстрела определенное число выстрелов, потому и командир дает стрелять столько раз, сколько по плану нужно. Потому, когда на обстрел выделили полсотни снарядов, то после сорок девятого по счету уже долго не стреляют. И интенсивность стрельбы тоже должна не быть такой, чтобы через силу. Если выстрелить эти полсотни на максимальной скорострельности, то и поломки пушки неизбежны, и расчет поляжет от упадка сил. Потому чередуют ураганный огонь и методический огонь, то есть стрельбу с максимально возможной скоростью и так, чтобы румыны не забывали, что по ним еще стреляют.
Олег преисполнился благодарности за науку. Я же только улыбнулся, ибо выкрутился. Обстрел меньшей интенсивности длился еще где-то полчаса. Честно говоря, я уже извелся – так мне хотелось вперед, а то почти час, а может и больше болтаемся вблизи берега, и все никак.
При этом я не думал, что «вперед» – это риск. Так что пусть тяжелые снаряды падают на румынскую оборону и подталкивают защитничков бежать и остановится только перед водной преградой. Желательно перед проливом, но можно и перед Витязевским лиманом. Если хватит сил с ходу переплыть – бога ради, керченской рыбе тоже что-то кушать надо. Вообще Керченский пролив – богатое рыбой место, причем известное с древности. Еще во времена Юлия Цезаря, а может и раньше, рыб тут ловили и делали из них рыбный соус. Засолят рыб в цистерне из камня, потом в амфоры зальют и везут в Афины, Рим и другие места, где польют кашу или что там римляне и афиняне кушали. Консервов тогда не было, чтоб довезти рыбу другими способами. Ее там много и сейчас. Но идет война, и рыбная ловля затруднена. Значит, рыба сильно пополнит свои ряды, пока идут бои, так что после войны будет чем питаться.
Вот о какой чертовщине думаешь, пока дела нет! Пашка тоже нервничал, сто первый раз перебирая, что там у него и в каком кармане есть. А я? Тоже выстукиваю дробь пальцами по автоматному диску. Тяжело ждать и дожидаться. Дробь получается в ритме …пожалуй, это песня. Только какая – не пойму. Вот, раздвоился. Пальцы песню выдают, а голова не может вспомнить, какую.
Мне удалось глянуть на берег. Осветительных снарядов уже не было, хотя несколько домов в поселке горело, немного освещая пляж. Берег молчал – никакого огня в ответ. Тут меня отодвинули, потому я вернулся и сообщил, что видел, тем, кто вокруг. Пашка отреагировал только длинным ругательством. Я его поддержал.
Время шло. Наконец огонь тяжелых орудий примолк. Что-то, конечно, еще стреляло, но воспринималось именно как шепот после выдавливающей барабанные перепонки музыки.
– Наверное, сейчас начнется! – высказал Пашка идею.
Я ничего говорить не стал, но стал прикидывать, куда забраться, чтобы что-то успеть разглядеть, пока меня не поперли. Ну, хотя бы не сразу поперли.
Облюбовав трап, я стал продвигаться туда. Сразу не получилось, потому что, когда я пробрался к своему НП, началась стрельба, идущая со стороны берега. Пожалуй, Пашка прав.
Наблюдать я смог с пяток минут. Канонада была не столь впечатляющей, когда работали крейсера, но вполне приличной. У уреза воды рвались снаряды (причем явно не наши, потому как шла высадка десанта), стучали пулеметы. Их с этого расстояния и за взрывами слышно не было, но трассы наблюдались в темноте отчетливо. То есть береговая оборона не лежит в полном отрубе, а сопротивляется.
На урезе воды сверкнула яркая вспышка, и запылало пламя. Я такое видел когда-то в другой жизни, когда опрокинулась и загорелась автоцистерна с бензином.
Вспышка осветила всю береговую полосу. Пожар над катером. Еще два или три катера стоят у берега. Людей мне не было видно, я ведь не горный орел и не смотрю в оптику.
Когда меня отправил обратно Анисимов, пламя бензоцистерны несколько опало, но все еще ярко освещало пляж.
Я пристроился рядом с Пашкой, громко сказал, что, кажется, началась высадка. А ему шепотом на ухо рассказал, что какой-то катер явно получил. Горит бензин, аж отсюда видно. Пашка только скрипнул зубами. Он мне раньше говорил, что их паршивый двигатель он ценил только за одно, что тот работал на тяжелом топливе. Потому как-то было не страшно, что при утечке горючего из старого трубопровода будет пожар, да и при попадании не будет такого огня, как от авиабензина.
Я тогда с ним согласился, что бензиновые двигатели в работе более пожароопасны. Но вот про то, что танки с дизелями горят не менее жарко, чем с бензомоторами, я говорить не стал. Откуда бы я это мог знать? Значит, не знаю и молчу.
Время шло, а высадки все не было и не было. Потом заговорил главный калибр «Аджаристана». На мне была ушанка, потому она и не слетела, а Пашке и еще двум соседям пришлось удерживать на себе бескозырки или их ловить. Поторопились. Моя ждала своего часа за пазухой, а Пашка уже ее достал и надел. Это по нам ударила дульная волна от второго орудия, которое было перед надстройкой. От дульной волны бакового орудия нас прикрывало.
– У вас на батарее тоже так было?
– Да, пушки похожие, только более новые. Но мы у орудия щитом прикрыты, потому и не чувствовали, а если же по батарее гулять, то получишь здорово! Народ болтал, что фотокорреспондент газеты так вылез при стрельбах и его вместе с камерой швырнуло!
– А командира батареи за то не подвесили на солнышке сушиться, что ценный кадр пострадал?
