Настроение было нехорошее. Прорвутся немцы к морю – и до нас дойдет черед, ибо по нам тогда ударят и сзади, и спереди.
Но так не вышло. А случилось даже неожиданное. Не кончились бомбы и бензин у люфтваффе, не сдали нервы у командующего немцами – на стол лег наш козырь. Десятки и сотни самолетов с красными звездами, которые смели немцев с неба, а потом пришла очередь и немцев на земле. И по ним прошлась бомбежка, а после пяти дней боев, начиная с семнадцатого, попытке сделать «рус буль-буль» пришел настоящий конец.
Бесноватый Адольф своего подарка не получил, хоть я не знаю, ждал ли он его. На большее немцев не хватило. Резервы потребовались им и в других местах. Наступлений немцев больше не было. Начались позиционные бои. Позднее была окончательно взята гора Колдун, но я уже говорил об этом.
Впрочем, и бои местного значения – это тоже не так просто.
Малая земля была невелика, но частей на ней было очень много. Отчего это было так: я думаю, потому, что небольшие организационные структуры вроде бригад проще было перевезти на плацдарм и снабжать там. Возможно, я неправ. Возможно, всех частей, что здесь воевали, я и не знал. Начнем с правого фланга. Мы, 83-я бригада Красникова, бригада Горпищенко, бывшая для Озерейки вторым эшелоном, дальше была стрелковая дивизия – самое большое наше соединение на плацдарме, за ней 8-я гвардейская, те самые бывшие воздушные десантники, после них 51-я бригада, а самая левофланговая 107-я бригада. Может, кто-то еще и был тут, но остальных я не знал. Ребята, ходившие на разгрузку, как-то видели горных стрелков, но мы не знали, сколько их было, и как быстро они закончились. Потери все-таки были большие, и в среднем у нас в ротах было по полсотни «активных штыков», а когда и ниже. Пополнение приходило, но не так быстро, как хотелось. Тылы бригады тоже несли потери, но, наверное, не так густо, как мы. Вот и ответ, почему город еще был у немцев. Не хватало сил.
Поэтому шла малая война, но продвижение было не быстрое, а скорее черепашье. Гранатные бои, работа пулеметов, ротные минометы, противотанковые ружья, снайперы. Снайперов было больше у нас, а эффект – ну когда как. Немецкий снайпер убил у нас замполита бригады Видова, но потери в пехоте от снайперов были, пожалуй, больше у немцев. А с немецкими снайперами мы боролись как могли. Потому как хороший снайпер способен испортить всю жизнь в обороне. И связные не пройдут, и «ботики» не донесут пищу и воду, да и самим тяжело жить будет. Несладко весь день сидеть скрюченным, опасаясь разогнуться и потянуться. Да и за противником наблюдать надо. Перископы и стереотрубы – это для начальства повыше, а наблюдать надо и нам. А как тут глядеть за врагом, если приподнимешься над бруствером – и всё, хана. Ну, вот потому снайпер в обороне – это зло, с которым нужно бороться всем, чем можно. Лучше всего, конечно, свой снайпер, но коли его нет – и мы с усами. Как это было на улице, что шла чуть выше улицы Леваневского. Кажется, она называлась Предкладбищенской, но не просто такой, а с номером. Вообще в городе было целых восемь Предкладбищенских улиц, каждая с номером, пока перед войной городские власти переименовали большинство из них.
Правда, чудом уцелевшие местные сами путались в этих номерных улицах и в новых названиях. Там перед нашей позицией у немцев был довольно крепенький еще дом в два этажа. Нижний – каменный, а верхний в основном деревянный. Внизу у немцев был пулемет, который периодически нам мешал жить. Почему периодически – потому как в нижнем этаже в стенах были большие дырки, когда-то вынесенные снарядами. Поэтому пулемет больше пользовался окнами и бойницам в западном торце. В фасадных окнах и с восточного торца пулеметчику было не усидеть из-за этих дырок. С верхнего этажа немцы стреляли редко. И вот в апреле в доме завелся снайпер. Предыдущий немецкий Вильгельм Телль на участке роты только неделю как отдал богу душу в поединке с нашим, поэтому мы уже дышали свободно, но всё же сначала приподнимали головной убор на прикладе. Если никто «чепчик» не сшибал, братишка уже смотрел без помех. А вот этим утром Борис Каминский, по привычке подняв над бруствером каску, с удивлением обнаружил, что ее сбило, да и еще и пробило. Был бы в ней Борис – так больше бы его и не было. Он забил тревогу. Все стали поосторожнее, но тем не менее Васе Коробкину отстрелили кончик уха. Он, конечно, заявил, что на его крейсере «Молотов» такая мелочь не считалась за ранение, но взводный его отправил на перевязку. Вася перевязался и вернулся, но раз зараза завелась, то ее надо было окунуть в карболку. Когда пострадал Вася, то другой наблюдатель засек выстрел из верхнего этажа домика. Ах ты, свинья не нашего бога! На следующий день он был там снова и испортил нам еще одну каску. «Если шкура тебе дорога, не бери пирога на рога» – как говорил товарищ Киплинг. Враг найден. Теперь его надо было обязательно ущучить. А чем? Снайпера нам обещали прислать, но когда?
За нашей позицией были два противотанковых ружья, но без патронов. Расчеты вышли из строя еще раньше. Надо было дождаться – или доблестный «тюлькин флот», то бишь наши вспомогательные суда, их еще привезет, или начальство пришлет снайпера. Ждали, кто явится быстрее, а немец глумился над нашими головными уборами. Но тут Вильгельма Телля с улицы Предкладбищенской подвели его камрады из артиллерии. Тяжелый снаряд ухнул чуть далее в траншею и вывернул из земли патронную сумку. А в ней восемь патронов к ПТР. Бронебойщик, видно, ее обронил, а потом сумку засыпало. Теперь пусть бережется и молится святому Губерту, покровителю охотников. Правда, сей святой нам не указ, ибо атеисты с ним имеют дело. Взялись за это дело я и Вася Коробкин, который жаждал мести, да и говорил, что на крейсере он был первым номером ДШК. Мы стали пытаться зарядить ружья. Я взялся за однозарядное, а мститель с пострадавшим ухом за пятизарядное ружье. Миша по прозвищу Котенок сказал, что при стрельбе надо не заваливать назад сошки, а то ружье больно бьет в плечо. Это он слышал от бронебойщиков. Ладно, спасибо, воспользуемся. С Васей мы договорились, что я стреляю под подоконник, чтобы пробить стенку и достать гада. А он, коль ружье у него самозарядное, выстрелит и по винтовке снайпера, а потом еще пару выстрелов даст пониже, сквозь стенку тоже. Я, ежели успею перезарядить, и ружье не заклинит, тоже добавлю пониже. Ну, или если что-то еще немец покажет, то туда стрельну. Прицел установил на четыреста метров – все равно до домика меньше. На всякий случай смазал пару патронов погуще. Чтобы патрон или гильза хорошо извлекались. И трехлинейка иногда не хочет патрон выбросить, а такое ружье тоже может закапризничать. Как самый молодой, Иван Коломиец был назначен в мишени. То есть он должен был соблазнить немецкого снайпера своей бескозыркой.
И вот наступил день гнева и момент истины. Взводный наблюдал за этим в бинокль. Ваня медленно подымал бескозырку на обломке приклада, а мы выцеливали гада. А он в это утро не явился. Про него, подождав без толку, сказали грубые, но верные слова, и решили свершить кровавую месть завтра. На сей раз снайпер явился и испортил «чепчик» Ване. Коломиец, как самый молодой, рассчитывал, что успеет убрать его до попадания пули. Ага, пусть держит карман шире! «Чепчик» слетел с приклада, насмерть пораженный в ленточку, а мы с Васей узрели ствол немецкой винтовки в оконном проеме. Немец стрелял, сидя слева от окна. Ага, и мы ударили. Винтовка вывалилась из проема на землю. Ура, и еще три пули туда, где его организм за досками скрывается. После чего мы схватили свои ружья, галопом смылись с позиции и влетели в ход сообщения. Ваня должен был еще раньше, как только его бескозырку убьют, сразу спрятаться в «лисью нору». Мы тоже не мешкали и оказались в укрытиях. Ответом на наш выпад был минометный налет. Мы только довольно ухмылялись, слушая, как рвутся мины сверху. В этом месяце немецких снайперов на нашем участке больше не нашлось. «Выжили супостата», как писал Алексей Толстой.
