Постепенно я отошел от одиночества. И помогли в этом песни. Мы любили петь, песни, когда обстановка позволяла. Отбив атаку, да и просто так, под вечер. Иногда немцы пытались заглушить пение обстрелом, иногда ничего не делали. Тут случалось когда как. В молодости я пытался петь под гитару. Получалось вполне годно для вечеринок и подобных событий. В новом теле стало хуже, голос у Андрея был бас, которым я не мог так управлять, как хотелось. Гитара – это вообще только воспоминание. Не знаю, смог бы я новыми руками играть хоть сколько-нибудь прилично. А проверить было затруднительно. Гармошка в роте у нас была, а вот гитары нет. Да и после кирки гитарная струна…
Так что я стал присоединяться к пению и почувствовал, что лопается корка на душе и уходит куда-то отчуждение. Что я пел? Песен-то много, так что современный репертуар использовать нет нужды. Одних солдатских множество, да и народных не меньше. Можно и литературные, хоть ту же «Цыганскую венгерку» Григорьева.
Мне лично нравилась песня «Как на буйный Терек выгнали казаки сорок тысяч лошадей».
Но вот однажды произошло что-то непонятное. Наступал вечер, я сидел возле блиндажа и любовался облачками, что пробегали надо мной. Полюбоваться чем-то другим – это надо было бы вылезать из траншеи. Стояло относительное затишье, то есть только периодически работали немецкие дежурные пулеметы. Пройдет какое-то время, и он прочешет наш бруствер: не потому, что кого-то видит там, а для порядка. Из-за таких вот немецких привычек и любоваться природой приходится из траншеи. Ужина еще не доставили, на пост еще не скоро, так что пока блаженная пора отдыха. Надолго ли это – неизвестно, так что надо наслаждаться почти тишиною, пока она есть.
Вот я и наслаждался, пока не ощутил себя так, как будто я и здесь и не здесь. Вроде я тут, в окопе, и одновременно где-то в стороне, на улице стою в строю моряков, и идущий мимо нашего строя командир батальона майор Красотченко
[4] говорит, что нам нужно продержаться до вечера, тогда за нами командование пришлет корабли. И мы все это хорошо слышим, потому как не столь много осталось от нашего батальона, рупор не нужен, чтоб слышно всем было.
Наша колонна, а в ней хорошо, если человек двести, а может, и меньше, мерно двигается вниз по склону. Перед нами городская тюрьма, в которой надо занять оборону. Ваня Кулибаба из зенитного дивизиона громко говорит: «Тоже мне место для обороны, это же готовый лагерь для пленных!»
И потому мы рассредотачиваемся чуть дальше нее, по небольшим аккуратным домикам. Кто где: вон, трое во главе с Иваном полезли на чердак дома, я пристроился за невысоким каменным заборчиком, вон тот пошел в соседнее подворье за сарайчик. Стрельба до нас докатывается откуда-то издалека. В воздухе висит стойкий запах гари. Копать ли стрелковую ячейку или не стоит, ибо мы здесь долго не удержимся?
Наваждение кончилось, и я уже снова оказался в траншее, на том же месте. Ничто мне на голову не свалилось, вызвав этот наплыв мыслей или воспоминаний. Да и времени прошло – ну, может, несколько минут.
Что это было такое? Марь послеполуденная? Откуда я знаю майора Красотченко и этого Ивана Кулибабу? Не было у меня такого командира батальона ни в той жизни, ни в этой. Ивана – ну, может, я и встречал такого, но, ей-ей, не могу вспомнить. И обстоятельств таких я не помню, чтобы со мной были. Так что было чему удивляться, пока не пошел на пост. Там уже было не до размышлений, но вот эта марь еще долго держалась в памяти.
Лето на нашем участке фронта прошло относительно тихо. Севернее были бои под Крымской, а у нас – ничего значительного. В июле и августе шли сражения под Курском, Белгородом, а потом и под Харьковом. Что-то готовилось и у нас. Конечно, будь мы где-то не на плацдарме, мы бы увидели побольше. Пока же были только слухи от штабных писарей в меру их фантазии.
А затем прозвенел звонок. Бригаду сначала сняли с передовой и целиком отвели в тыл плацдарма. Следом началась перевозка в Геленджик, как раз был конец августа и только что взяли Харьков. Поскольку писаря тоже подбросили информации, то стало ясно, что нас ждут испытания. Вот только какие – никто пока не скажет.
Да, можно подумать, что надо брать Новороссийск, а для того имеет смысл высадить два десанта возле каждого из наших флангов у моря. Тогда от удара войск с фронта и десанта с тыла немцы не удержатся. А что дальше? Коль спихнут с места немецкий фланг у мыса Любви, мы ворвемся в центр города. Спихнем фланг немцев возле Восточного мола – мы уже в порту. Порт тоже не бесконечный. Очистят порт – значит, выйдут к железнодорожному вокзалу. А тогда немцам нужно отходить. Если даже они удержат центр города и опорные пункты на Сахарной Головке и следующих горах хребта – надолго ли они там усидят в полуокружении? Если же оставят город – им надо отходить аж на Волчьи Ворота. Такова местность. Не удержатся на Волчьих воротах – надо снова отходить и аж до дефиле между лиманами за Анапой. Как бы это определить можно, сложно только догадаться, куда именно бросят нас, а куда еще кого. Конечно, могут и десант опять в Озерейку высадить или куда-то в другое место. Вот если бросят в десант, то куда именно? На мыс Любви или на электростанцию? Великий стратег с тремя лычками (звание старшины первой статьи мне присвоили в августе) исходил из того, что десанта в сам порт не будет. Хотя практически было так и сделано. Но память человека не идеальна, и я поэтому про высадки в сам порт не вспомнил.
Хотя с точки зрения того же стратега из младшего комсостава, наступать надо было не в Новороссийске, а куда севернее, под Киевским-Молдаванским. Впрочем, там тоже наступали.
В Геленджике было хорошо, потому что никто не бомбил и не обстреливал. Как оказалось, хоть я и высыпался и на плацдарме, но без обстрела-то спится куда лучше! А умываться без лимита воды, когда хочешь – это прямо здорово!
Как все же великолепно не ограничивать себя в маленьких житейских радостях! Дня три было сплошное удовольствие и даже никаких строевых занятий, а потом…Но мне судьба послала не такую плохую вещь. Присоединили к группе других краснофлотцев и офицеров и отправили нас на мыс Пенай. А там в лесу находился какой-то стрелковый полк, который должен был явно идти в десант, потому как мы и должны были его личному составу рассказывать, как это надо делать. Как располагаться на десантных средствах, как выскакивать из них на берег, как дальше быть. Ну, и способы штурма укрепленных домов, как лучше подогнать снаряжение и прочие мелочи жизни.
Вот тут, хоть и не лежишь на пляже, а работаешь, но чувствуешь, что для дела, а не номер отбываешь. Даже увлекаешься. Вообще ребята в боях местного значения были достаточно опытные (естественно, за исключением молодежи), они ведь целый год воевали на цементном заводе. Конечно, про высадку и прочие десантные дела они ничего не знали. Хотя, если честно, то участников десантов у нас тоже немного было. В среднем нашлось по одному-два человека на их роту плюс офицеры, но они работали со здешними офицерами, и к нам практически не подходили.