Садимся и ждем дальше. Стрельба приблизилась уже часам к шести. Надо попробовать выглянуть. Я вынул кочергу-запор и осторожно приподнял крышку. Ах вот чего немцы смотались! Снарядные падения снесли почти всю стенку! Ну да, в таком домике не укроешься, А обломки завалили и крышку, но, правда, они легкие, оттого я без лишнего напряжения отжал люк плечом.
– Эй, Валентин! Сложи свои вещички в мешок и подавай его сюда! И чтобы вылез уже готовым к бою!
Юный герой возился долго. Ах да, я же ему не оставил фонарика, а он, видно, не сразу понял, что мой мешок не с завязывающейся горловиной, а с клапаном и кисетной горловиной. Когда сидишь на плацдарме и кое-что умеешь руками делать, то время тянется не так утомительно. Но вот наконец мешок и он сам.
– Ну что, просохло?
– Да еще сыроватое, особенно штаны!
– Терпи, нет здесь печки, чтобы на ней высушить! Появятся немцы – стреляй только по моей команде! За мной!
Мы выскочили из остатков дома и, пробежав дальше, укрылись за сараем.
Как оказалось, в подвале глохла изрядная часть звуков, на улице стрельба была поярче. До нее – ну совсем близко.
Я аккуратно высунулся из-за угла сарая.
Ага, вижу немца! Причем это явно не совсем обычный тип, ибо на голове не пилотка и не каска, а кепи, вроде такого, в котором Швейка изображают. Кажись, это егерь. Винтовка вскинута, но смотрит он в другую сторону от меня и медленно отступает. Я потянул из-за пазухи парабеллум, подал за спину знак Валентину: «Внимание!» (то есть кулак левой руки) и прицелился немцу в туловище. Скосил глаза вбок – никого, и впереди немцев не прибавилось, только этот егерь пятится. Ну, и хватит ему.
Выстрел прозвучал совсем негромко в общем шуме. С егеря слетело кепи, он подломил колени и, чуть развернувшись, упал на правый бок и задергался.
Справа застучали наши автоматы! Стрельба приближается к нам, слышу наш «дегтярь» – близко! Пора готовиться к встрече.
– Слышишь – наши! Но ушами не хлопай, чтоб свои не подстрелили!
Группа нашей пехоты появилась где-то через четверть часа. Двое идут по левой стороне улицы, двое по правой. Я их окликнул из-за сарая, впрочем, не высовываясь. Предчувствие меня не обмануло – в сарай врезалась автоматная очередь.
– Вы чего, пехота, совсем охренели?! Так вас, растак и распереэтак! Своих побить можно!
Ну да, оттого я и не спешил высовываться. Когда долго в бою, голова работает на автомате: что-то мелькнуло, загрохотало – посылаешь туда очередь или гранату.
– А что это за свои?
– Морская пехота!
– Не знаю никакой морской пехоты тут! Бросай оружие и покажись!
– А не хочешь ли чего-то на всю хотелку? Чтобы я оружие бросал – придумал тоже!
Далее дискуссия перешла в область непечатной лексики и закончилась только с появлением пехотного командира, который все вернул в конструктивное русло. А тут и один из его ребят меня узнал как инструктора по действиям в десанте, когда мы к ним на Пенай ездили.
Поскольку моя бригада пребывала кто знает где, то меня поставили в строй 1339-го полка, и Валентина тоже. И куда же денешься? Нас ведь в Красную армию уже передали, так что надо выполнять приказы старшего по званию.
Остаток дня и следующий были днями борьбы за Балку, которая называется предместьем города, хотя я ее так не воспринимаю. Наверное, это что-то оставшееся от царских времен, когда по улице Пограничной проходила граница между землями, принадлежащими городу, и участками частных владельцев, в том числе и генерала Адамовича. Вот за эти два дня большую часть «предместья» и взяли. Медленно, при поддержке танков и самоходок, а те и другие были тяжелые – КВ и СУ-152. Немцы контратаковали по два-три-четыре раза в день, и танки тоже применяли. Но там мы обошли дом – опорный пункт, там ворвались в другой – и медленно, но верно шло продвижение дальше.
На Сахарной головке упорно держались немцы и вели огонь нам во фланг, а иногда и в тыл, потому как с каждым шагом вперед мы им это самое место подставляли. Правда, и этот же шаг выводил из игры немецкие пулеметы, а затем и минометы. Где из-за дальности, где из-за укрытия складкой местности. Немцы держались за Сахарную головку упорно, даже рискуя окружением, поскольку, выйдя к улице Сакко и Ванцетти (а там уже район, именуемый Стандарт и примыкающий к вокзалу), мы выдвигались за эту гору почти на два километра. Поскольку наступление вели не только мы, то гарнизон Сахарной Головки сильно рисковал. Но они там сидели до последнего и начали отход только в ночь на шестнадцатое.
А тринадцатого утром мы приводили себя в порядок, а после обеда наступление возобновилось. И до вечера бой шел за оставшиеся кварталы балки Адамовича. Их осталось не так уж много, но дались они тяжело. Немецкие егеря держались стойко, не боялись контратак и рукопашной. Каждый домик, что они держали, приходилось так забрасывать гранатами, что аж жалко было столько тратить. Но как ни кидаешь, а все равно где-то там за стенкой, за печкой, за баррикадой из мешков с песком уцелевали егеря, и, когда мы врывались в дом, то сразу начиналась рукопашная. Комнаты заполнены дымом и смрадом сгоревшей взрывчатки, вся пыль и штукатурка, поднятые взрывами, еще не достигли пола, ни черта не видно, а тут на тебя из этой завесы вылетает какое-то рычащее существо и пытается проткнуть штыком или задушить…
И ты тоже пользуешься тем, что есть. Каской так каской, лопаткой так лопаткой, гранатой так гранатой. Потом, отойдя, подумаешь: а что бы было, если бы граната от удара по голове егерю сработала? Нет ответа на это. Просто «девочка Удача» на твоей стороне или нет. На твоей – значит, егерь выброшен в окно и теперь пытается читать отходную молитву уже заплетающимся языком. Не на твоей, как у Саши Молитвина – и кровь вытекает из рассеченных вен шеи…
Кажется, это был двухэтажный дом по улице Карла Либкнехта. Или не по ней? Но неважно, дом был двухэтажный, с деревянными лестницами. И на этой лестнице, когда я сцепился с егерем, она не выдержала, и мы грохнулись вместе с обломками вниз. И оба растянулись на полу, пребывая в глубоком апофигее от полученных ощущений. В дом ворвалась подгруппа закрепления, поэтому егерю досталось прикладом по голове, а меня оттащили к стенке и воды на лицо плеснули. Отошел кое-как…
В доме на параллельной улице егеря все и погорели, потому как не хотели сдаваться, пока дом не забросали бутылками КС. Дальше было уже поздно.
Жалко ли мне их? Да нисколечко! Говорили мне в госпитале ребята из 83-й, как держался их батальон под обстрелом термитными снарядами в лесу. Горели, но не отходили. Пришло и немецкое время. Тем более обе эти егерские дивизии, что перед нами стояли, и под Туапсе воевали. «Мельницы божьи мелют медленно, но верно». Вот и домололись до сто первой егерской.
Четырнадцатого числа был ранен наш отделенный, и на его место поставили меня. Вот первую половину дня я и рассчитывал, как и что делать при штурме домов, да внедрял расчеты в подчиненных, а вторую половину дня все вместе расчеты воплощали в жизнь. Уже в «предместье» Стандарт.
