Зато Осунта оказалась на редкость разговорчива: пытала насчёт того, что видели, слышали, и записывала всё важное в тетрадь.
Пожелав нам доброй ночи, первым поднялся Лазавей. За ним подскочил и Липнер, делая мне всяческие знаки глазами. А я не спешила. Догнала магистра и спросила, не нужно ли ему чего:
– Если я не маг, то сойду за лекаря.
– Помню я вашу настойчивость и врачебные способности, – усмехнулся Лазавей. – Но, боюсь, тут ваши знания не пригодятся. Всё уже завтра пройдёт.
– А, может, всё же… – я осеклась. Собственно, он прав: восстанавливать магические резервы не умею, а иным не поможешь.
– Ну, и что вы планировали в меня влить, Агния? – глаза впервые за вечер стали живыми. – Отвар по старинному бабушкиному рецепту? Без резолюции магистра Аластаса не рискнул бы пробовать.
– Боитесь, что отравлю? – с вызовом спросила я. Теперь точно найду рынок, прикуплю трав и насильно волью. Болевшая грудь только подогревала всколыхнувшуюся жажду мести. Кажется, молоко – тоже важный ингредиент. А такое – очень специфический. Всё равно девать его некуда, раз с дочерью разлучили.
– Что-то с пропорциями напутаете. Раньше всё на глазок делалось, а у старых людей не всегда хорошо с памятью. Спасибо за заботу, но, увы!
Ладно, не особо и хотелось. Помогай, жалей после этого увечных…
Запершись в комнате, приступила к ежедневному ритуалу.
В самый важный, пикантный, момент, в дверь постучали. Буркнув под нос ругательство, стук проигнорировала, но визитёр оказался настойчивым. Кое-как закончив и застегнув все крючки и пуговички, открыла. Липнер. С цветами.
– Магические? – я недоверчиво покосилась на синие бутоны. Прежние ромашки канули в мир иной, поблекнув и растворившись. Видимо, и вправду не то было с плетением чар.
Алхимик рассмеялся и покачал головой. Практически сунул цветы мне в лицо – нюхай. Я понюхала – пахнут. То ли магия так далеко шагнула, то ли они настоящие.
– Ты вино обещал, – напомнила я.
Липнер расцвёл и заверил, что для меня у него всегда всё есть. Я скептически хмыкнула, но промолчала.
– Надо бы цветы в воду поставить, а то завянут. Обидно, – алхимик шагнул в комнату и огляделся в поисках какой-то посуды. Таковая обнаружилась у умывальника. Наполнив стакан водой, Липнер забрал у меня василёчки и водрузил в «вазу». Пришлось прислонить к зеркалу, чтобы не упали.
– Пойдём, – алхимик протянул руку.
– Куда? – опешила я, а потом попыталась найти оправдание: – Я не одета…
– По-моему, очень даже.
– Я замужем.
– А мы ничего дурного не делаем.
Уступив, вложила руку в его тёплую ладонь. Алхимик сжал её и большим пальцем проделал знакомый манёвр с ямочкой.
В комнате Липнера был накрыт стол. Бутылка, два бокала, свечи, фрукты… Настоящий романтический ужин! Только я не голодна и действительно замужем.
Больно кольнуло, что Хендрик ни разу такого после свадьбы не устраивал – а тут какой-то студент расстарался.
Не желая обижать парня, присела на стул, а Липнер пристроился напротив. Разлил вино по бокалам, провозгласил тост за скорейшее возвращение в Златорию.
Вино оказалось вкусным и пахло ягодами. Невольно причмокнула языком от удовольствия и покосилась на алхимика. Похоже, у него на меня планы.
Но Липнер решил начать наше свидание с потрясающей новости, от которой чуть не подавилась местными фруктами. С загадочным видом алхимик изрёк:
– Агния, хочешь, я тебе кое-что скажу. За поцелуй.
– Оно того стоит? – засомневалась я.
– Это тебя касается. Я разговор магистров подслушал.
Целоваться с Липнером отказалась, но он всё равно поведал мне свой секрет:
– В Номарэ приедет твой отец.
Признаться, не сразу осмыслила эту фразу. А потом в голове зароились вопросы. И главный – что мой отец делает в Омороне, и кто он?
Алхимик, если что-то и знал, говорить отказывался, ловко перевёл разговор на другую тему. А я всё не переставала думать об отце.
Значит, не вампир, значит, мама действительно врала. Да и заметили бы в Академии, если бы во мне текла кровь неумираемых: я же рожала, а магистр Аластас что-то там собрал и исследовал. Ради моего блага, как он объяснял: вдруг какая тайная хворь? Примесь бы заметил.
Впрочем, от вампиров только в легендах рожают. И при наличии хорошего некроманта рядом. От свежачка, новообращённого – ещё может быть… Но это неважно, матушка хоть и тесно познакомилась с означенным существом, понесла от человека. И этот человек собирается нас навестить? Зачем? Явно не из любви ко мне. Положим, обо мне он и не догадывается – двадцать два года минуло.
Признаться, никогда не горела желанием разыскать папочку: меня отчим устраивал, он меня вырастил. А таскаться годами по бездорожью, тратить деньги, чтобы заглянуть в глаза, ляпнуть, что дочь, и уйти? Нет, действительно, я не наивная дурочка, чтобы верить во внезапно проснувшуюся любовь, родство душ и прочие вещи. Лет в тринадцать верила – сейчас нет. Он мне не нужен, чужой человек, а я ему и подавно.
– Липнер, – невежливо оборвала алхимика посредине фразы, – а с чего ты решил, что тот некто – мой отец?
– Магистр Лазавей говорил магистру Тшольке. И очень удивлялся, между прочим.
– Дословно повтори.
Я задумалась. Неужели отец – кто-то важный? Неужели ректор не просто так меня в Академию принял? Однако дара во мне нет, это подтверждено экзаменационной комиссией и собственной посредственной бытовой магией. К слову, попрактиковаться бы надо, попросить создать небольшое облако энергии, попытаться его использовать и зажечь светлячок. Восемь из десяти, что не получится: общедоступная магическая энергия и персональная – разные вещи. У последней есть хозяин.
Расстроенный тем, что я совсем не обращаю на него внимания, алхимик, тем не менее, передал короткий разговор магистров. Корил себя за болтливый язык – но ведь сам виноват.
Оказалось, что дело в крови. Магистр Аластас взял её у какого-то человека, чтобы сделать препарат, быстро восстанавливающий силы владельца, и по ошибке поставил колбу рядом с заборами крови студентов, не подписав. Потом начал искать по каким-то признакам и обнаружил, что им соответствуют целых две колбы. Вот и возникло подозрение, что тот человек мой отец.
Однозначно сказать магистр Аластас ничего не мог: кровь не идентична, но много совпадений. Такое иногда случается и не у родственников, но редко. Словом, одни предположения и сомнения.
– Агния, неужели тебе больше ничего не интересно, – с укором поинтересовался Липнер, придвинулся ближе и взял меня за руку. – Агния, я тебе совсем не нравлюсь?
Начинается! Зачем, спрашивается, целовалась с ним? Ответ прост – хотелось. Соскучилась по ласке, да и приятно, когда за тобой ухаживают. Чувствуешь себя на девятом небе от счастья и важности для мироздания.
