(Теперь, когда он здесь, есть соблазн угадать, кто из девушек в коридоре ЗКР — путаны. Однако Рэнди понимает, что все равно ошибется, поэтому расправляет плечи и направляется к желтой полосе.
На пути от паспортного контроля к ограждению правительство расставило стеклянные витрины с экспонатами, демонстрирующими величие домагеллановой культуры Филиппин. В первой из них pièce de résistance
[9]: резной деревянный инструмент с длинной аннотацией на тагальском. Ниже, мелкими буквами, английский перевод: «Однотонная флейта».)
— Филиппины природно ограждены, — продолжал Ави. — Знаешь, какая это редкость? Когда ты видишь природно огражденную среду, Рэнди, ты ныряешь в нее, как голодный хорек в трубу с сырым мясом.
Несколько слов про Ави. Семья его отца чудом выбралась из Праги: типичные центральноевропейские евреи, поистине уникальные только тем, что остались живы. Однако предки его матери были невероятно странные криптоевреи из Нью-Мексико; три сотни лет они жили в прерии, скрывались от иезуитов, стреляли гремучих змей и ели дурман вонючий; они выглядели, как индейцы, и разговаривали, как ковбои. Соответственно в отношениях с другими людьми Ави постоянно вибрировал, как струна. По большей части он держался очень вежливо и корректно, чем производил большое впечатление на бизнесменов — особенно японских, — но периодически взрывался, как будто ему прищемили хвост. Рэнди скоро к этому приспособился, вот почему Ави звонил ему в такие минуты.
— Успокойся! — сказал Рэнди, глядя, как мимо проехала на роликах загорелая девушка. — Природно огражденные, говоришь?
— Покуда Филиппины не вылезут из дерьма, у них будет куча ЗКР. Все они хотят общаться с родственниками. У филиппинцев очень прочные семейные узы. По сравнению с ними евреи — замкнутые эгоисты.
— О’кей. Ты лучше меня знаешь и тех, и других.
— Они сентиментальны и любвеобильны настолько, что легко вызывают у нас смех.
— Не ощетинивайся, — сказал Рэнди. — Я не собираюсь смеяться.
— Будешь смеяться, когда услышишь, как они по радио передают музыкальные приветы родным. Однако, если честно, в этом смысле нам есть чему у них поучиться.
— Сейчас ты близок к тому, чтобы читать мне проповедь.
— Прости, — совершенно искренне ответил Ави. Его жена все четыре года их брака была почти беспрерывно беременна. Он с каждым днем становился все религиознее и ни в одном разговоре не мог обойти Холокост. Рэнди был холостяк на грани разрыва с подружкой.
— Я тебе верю. Ничего, если я возьму билет бизнес-класса?
Ави его не услышал, и Рэнди счел, что это означает «да».
— Покуда дела обстоят так, будет огромный рынок для пинойграмм.
— Пинойграмм?
— Бога ради, не произноси вслух!.. Пока мы говорим, я заполняю заявку на торговую марку. — Рэнди слышал стрекот на заднем плане — клавиши стучали с такой быстротой, словно Ави просто держит клавиатуру в бледных худых руках и трясет ее что есть мочи. — А если филиппинская экономика встанет на ноги, то мы увидим взрывной рост телекоммуникаций, как и в других брас.
— Брас?
— Бэ-эр-а-эс. Быстроразвивающихся азиатских странах. Так или иначе, мы в выигрыше.
— Я так понял, ты затеваешь что-то связанное с телекоммуникациями?
— В яблочко. — На заднем плане закашлялся и заплакал ребенок. — Мне надо идти, — сказал Ави. — У Шломо опять обострилась астма. Запиши отпечаток.
— Отпечаток?
— Моего ключа. Для электронной почты.
— «Ордо»?
— Ага.
Рэнди вытащил шариковую ручку и, не найдя бумаги, подставил ладонь.
— Пишу.
— 67 81 А4 АЕ FF 40 25 9B 43 0E 29 8D 56 60 Е3 2F, — и Ави повесил трубку.
Рэнди вернулся в ресторан. По пути к столику он попросил официанта принести полбутылки хорошего красного вина. Чарлин услышала и нахмурилась. Рэнди по-прежнему думал про врожденную злость и не увидел в ее лице ничего похожего, только готовность поучать, как у всей их компании. Господи! Пора сваливать из Калифорнии, осознал он.
Водоросль
Держит ребенка —
Глаза светлее огня.
Оркестр — льдышки слез.
Четвертый полк морской пехоты марширует под музыку Джона Филипа Сузы, что для каждого морпеха должно быть второй натурой. Однако четвертый полк слишком долго стоял в Шанхае (а это не чертоги Монтесумы и не пляжи Триполи
[10]) — дольше, чем морпехам стоит оставаться на одном месте, и Бобби уже видел, как его сержант, некто Фрик, блюет от опиумной ломки.
Шафто идет рядом со взводом, якобы присматривая за ребятами, а на самом деле смотрит на Шанхай.
Шанхай смотрит на него и по большей части рукоплещет стоя. Конечно, есть уличные мальчишки, для которых вопрос чести — показать, что они не боятся морской пехоты. Эти корчат рожи, свистят, пускают шутихи, что тоже действует на нервы. Европейцы аплодируют. Целая шеренга русских танцовщиц из балета Дельмонте, все в пачках, посылают воздушные поцелуи. Большинство китайцев стоят с каменными лицами; как подозревает Бобби Шафто, это значит, что они до смерти перепуганы.
Хуже всего женщины с наполовину белыми детьми. Некоторые из них в истерике и, невзирая на приклады, бросаются на плотные шеренги морских пехотинцев. Однако большая часть стоит неподвижно, со светлоглазыми детьми на руках, высматривая в рядах и шеренгах виновную сторону. Все они слышали, что было в Нанкине, когда его заняли японцы, и понимают: вполне вероятно, что очень скоро от детей и от них самих останется лишь неприятное воспоминание в голове какого-то бойца американской морской пехоты.
Это действует на Шафто: он охотился на оленей в Висконсине и видел, как те ковыляют по снегу, истекая кровью. Он видел, как человек погиб во время учений на Пэррис-Айленд. Он видел груды тел в Янцзы после Инцидента на мосту Марко Поло, видел, как беженцы из Нанкина умирают от голода в шанхайских канавах. Он сам убивал людей, штурмовавших канонерку, которую его поставили защищать. И все же он не видел и не увидит ничего страшнее, чем окаменелые китаянки с белыми детьми на руках, не мигающие, даже когда рядом рвутся шутихи.
Так думает Шафто, пока не переводит взгляд на морпехов, которые смотрят в толпу и видят собственные лица, младенчески-пухлые, в грязных потеках слез. Для кого-то это шутка. Однако немало морпехов вышли сегодня из казарм здоровыми крепкими людьми и по пути к набережной лишились рассудка. Они этого не показывают, но Шафто видит: что-то сломалось.
