Ами резко и решительно хватает левую штанину его свободных шортов и задирает почти до пупка вместе с боксерскими трусами. Рэнди, ощутив свободу, устремляется вверх, к ней; он пульсирует с каждым ударом сердца и пышет здоровым (без ложной скромности) жаром. На Ами какая-то легкая запашная юбка, которую она бросает Рэнди через голову, так что на мгновение он оказывается как в палатке. Однако Ами уже сдергивает трусики; не успевает Рэнди поверить своим ощущениям, как она уже садится на него, резко, пробуждая почти электрический шок. Тут она замирает, передавая инициативу ему.
Рэнди упирается ногами так, что трещат суставы, поднимает себя вместе с Ами и чувствует некую синэстетическую галлюцинацию вроде знаменитого «гиперпространственного прыжка» в «Звездных войнах». А может, внезапно раскрылась подушка безопасности?.. Тут из него выбрасывается примерно английская пинта семени. В бесконечной череде эякуляций каждая следующая порождается лишь безумной верой в свое приближение; а потом, как всегда в жизни, вера и надежда подводят, и Рэнди долго сидит неподвижно, пока не осознает, что уже очень долго не вдыхал. Он вбирает воздух полной грудью, расправляя легкие, и это почти так же хорошо, как оргазм, потом открывает глаза. Ами смотрит на него с изумлением, но (слава богу) без ужаса или отвращения. Он опускается на сиденье, мягкая обивка, прогибаясь, легонько ласкает ягодицы. Между сиденьем снизу и Ами сверху ему никуда не хочется двигаться, только немножко страшно, что она скажет — уж ехидством ее бог не обидел. Ами упирается коленом, привстает и вытирается полой его гавайки. Потом толкает дверцу, дважды хлопает Рэнди по щетине, говорит: «Побрейся» и выскальзывает из машины. Теперь Рэнди видит, что подушка безопасности не раскрылась. Тем не менее у него то же чувство кардинальной перемены в жизни, какое бывает у выживших в автомобильной катастрофе.
Все мокрое. По счастью, сумка на заднем сиденье, в ней есть запасная рубашка.
Через минуту Рэнди наконец вылезает из запотевшего автомобиля и оглядывается по сторонам. Он в поселке, выстроенном на наклонном плато. Между домиками торчат несколько редких, очень высоких кокосовых пальм. Южнее и ниже — растительность, в которой Рэнди узнает трехъярусные посадки: ананасы на земле, кофе и какао на уровне головы, кокосы и бананы вверху. Особенно заманчиво выглядят желтовато-зеленые листья банановых пальм, такие большие, что на них хочется вытянуться и позагорать. На севере джунгли пытаются сровнять гору.
Поселок новый; видно, что его размечали настоящие геодезисты, проектировали образованные люди и финансировал кто-то, кому по карману гофрированная жесть, стандартизованная канализация и нормальная электропроводка. Общее с обычным филиппинским поселком то, что он выстроен вокруг церкви. В данном случае церковь маленькая; Рэнди и сам увидел бы, что ее строили последователи финской школы, даже если бы не слышал это раньше от Еноха Роота. Чувствуется экотехнологичность Бакминстера Фуллера. Множество натянутых тросов, отходящих от трубчатых распорок, помогают удерживать крышу, которая представляет собой не единую плоскость, а целую систему изогнутых лепестков. На взгляд Рэнди (он оценивает здания исключительно с точки зрения сейсмостойкости), лучше и быть не может. Роот рассказывал, что ее построило миссионерское братство с помощью местных добровольцев из материалов, пожертвованных японским фондом, до сих пор пытающимся загладить военные грехи.
Из церкви доносится музыка — сегодня воскресенье. Рэнди не идет на службу под предлогом, что она давно началась и не стоит мешать людям, поэтому направляется к соседней беседке — навесу из гофрированного железа с несколькими пластмассовыми столами на бетонном полу, — где накрыт завтрак. Это вызывает шумный конфликт у кур, которые не могут сообразить, как убраться с его пути; они боятся Рэнди, но недостаточно умственно организованы, чтобы превратить свой страх в последовательный план действий. Со стороны моря летит вертушка, плавно снижаясь к какому-то участку в джунглях. Вертолет очень большой, избыточно шумный, с непривычными обводами; Рэнди подозревает, что он построен русскими для китайцев и как-то связан с деятельностью Ина.
За одним из столиков развалился Джекки Ву — пьет чай и читает глянцевый журнал. Ами в кухне щебечет по-тагальски с двумя пожилыми матронами, занятыми стряпней. Все дышит спокойствием. Рэнди останавливается на открытом месте, вводит цифры, которые знают только Гото Денго и он, и читает показания джи-пи-эски. Если ей верить, то до устья главной штольни Голгофы всего четыре тысячи пятьсот метров. Рэнди проверяет азимут — это где-то выше по склону.
Четыре с половиной километра — рукой подать. Рэнди все еще пытается убедить себя, что память его не обманывает, когда поселок оглашается пением — распахнулась дверь церкви. Выходит Енох Роот в чем-то длинном — Рэнди сказал бы, что это мантия волшебника. Роот на ходу снимает хламиду и отдает молодому филиппинскому послушнику, который уносит ее в церковь, а сам остается в удобных, защитного цвета штанах и рубашке. Пение умолкает. Из церкви выходят Дуглас Макартур Шафто, Джон Уэйн и еще несколько человек — видимо, здешние жители. Все направляются к беседке. От нового места и нейрофизиологических последствий исключительно сильного и долгого оргазма у Рэнди донельзя обострилось восприятие. Ему не терпится выступить в дорогу, но понятно, что плотный завтрак пойдет только на пользу, поэтому он пожимает всем руки и садится за стол. Разговор заходит о его путешествии на прао.
— Твоим друзьям надо было отправиться с тобой, — говорит Дуг Шафто и объясняет, что Ави и оба Гото должны были прибыть вчера, однако несколько часов проторчали в аэропорту и вынуждены были лететь назад в Токио, улаживать какие-то загадочные иммиграционные проволочки.
— Почему не в Тайбэй или Гонконг? — удивляется Рэнди, поскольку оба эти места гораздо ближе к Маниле.
Дуг смотрит на него без всякого выражения и напоминает, что оба названные города — китайские и что их предполагаемый противник — генерал Ин — пользуется там значительным влиянием.
Несколько рюкзаков — по преимуществу с водой в бутылках — уже уложены. Переварив завтрак, Дуглас Макартур Шафто, Джекки Ву, Джон Уэйн, Енох Роот, Америка Шафто и Рэндалл Лоуренс Уотерхауз собирают рюкзаки. Они идут вверх и сразу за поселком оказываются в переходной зоне, где растут мадагаскарская пальма и мощные кусты бамбука: десятисантиметровые, в бурых полосках отсохших листьев зеленые стволы торчат от общего корневища, словно взметнувшийся на десять метров осколочный взрыв. Сплошные джунгли уходят выше и выше, взбираясь по склону. Из них доносится фантастический свист, как от лазерной пушки звездолета в форсированном режиме. Как только люди вступают под своды джунглей, к свисту присоединяется стрекот сверчков. Судя по звуку, и сверчков, и неведомых свистунов миллионы; время от времени они все разом замолкают, а потом начинают снова, как по команде.
Повсюду растения, которые в Америке растут только в горшках; здесь они достигают размера дубов. Мозг Рэнди отказывается признавать, например, дифенбахию, которая стояла у бабушки Уотерхауз на тумбочке в ванной комнате. Невероятное разнообразие бабочек: видимо, мир без ветра подходит им идеально. Они вьются между огромными паутинами, заставляющими вспомнить конструкцию Еноховой церкви. Однако, несомненно, главные хозяева здесь — муравьи; о джунглях есть смысл думать, как о живой ткани муравьев с редкими чужеродными вкраплениями деревьев, птиц и людей. Некоторые настолько же малы по сравнению с другими муравьями, как те — по сравнению с людьми; они живут своей муравьиной жизнью в том же пространстве, но никак не взаимодействуя, словно сигналы разной частоты в одной физической среде. Однако многие муравьи несут других муравьев — как подозревает Рэнди, не из альтруистических побуждений.
