— Вы же не собираетесь их выкрасть?
— Вот именно, собираюсь.
— Но ведь заметят.
— Нет. Я подложу вместо них другие.
Алан Матисон Тьюринг кричит, перекрывая шум синхросигнала. Долгоиграющая пластинка с записью шума крутится на диске.
— Ты хочешь что-нибудь новенькое из области случайных чисел?
— Да. Какую-нибудь математическую функцию, генерирующую почти идеальную случайную последовательность. Я знаю, ты над этим работаешь.
— О да, — отвечает Тьюринг. — Я могу дать тебе гораздо большую степень случайности, чем этот идиотский граммофон, на который мы оба в данный момент пялимся.
— Как ты ее получаешь?
— Основываясь на дзета-функции. Она легка для понимания и крайне утомительна для вычислений. Надеюсь, ты запасся лампами?
— Об этом не беспокойся, Алан.
— У тебя есть карандаш?
— Конечно.
— Очень хорошо, — отвечает Тьюринг и начинает громко диктовать математические символы.
В Подвале удушающе жарко, потому что Уотерхауз вынужден делить его с коллегой, выделяющим тысячи ватт тепловой энергии. Коллега заглатывает, затем выплевывает перфокарты. Что он делает в промежутке — забота Уотерхауза.
Примерно сутки он сидит здесь, раздевшись до пояса, обмотав голову майкой, как тюрбаном, чтобы капли пота не устроили замыкания в аппарате. Он щелкает переключателями на лицевой панели цифрового вычислителя, коммутирует кабели, меняет сгоревшие лампы, ищет с осциллографом неисправности. Чтобы вычислитель мог вычислять функцию Алана, приходится по ходу проектировать дополнительную цепь и паять ее прямо здесь. А в это время Гото Денго и Енох Роот работают где-то в Маниле с обрывком бумаги и карандашом, шифруя последнее сообщение «Аретузы».
Уотерхаузу даже не нужно думать, будет ли оно послано, — ему сообщат.
Действительно, в пять вечера приходит сияющий лейтенант из службы перехвата.
— Новое сообщение «Аретузы»?
— Два, — отвечает лейтенант, показывая два листка, испещренных буквами. — Наложение!
— Наложение?
— Сначала включился южный передатчик.
— На суше или…
— В море — у северо-восточной оконечности Палавана. Они передали вот это. — Он машет листом. — Затем, почти тут же, вышел в эфир передатчик в Маниле и передал это. — Машет другим листом.
— Полковнику Комстоку доложили?
— О конечно, сэр! Он как раз собирался уехать на целый день, когда пришли сообщения. Он в самой гуще событий — с перехватчиками, с ВВС, со всеми. Он считает, мы накрыли ублюдков!
— Э-э… пока у вас не закружилась голова от счастья, не могли бы вы оказать мне услугу?
— Да, сэр!
— Что вы делаете с оригиналами перехватов?
— Подшиваем, сэр. Хотите взглянуть?
— Да. Принесите все. Я хочу сверить их с перфокартами. Если «Аретуза» работает так, как я предполагаю, то даже единичная ошибка может свести на нет все мои вычисления.
— Я принесу, сэр! Все равно я не иду домой.
— Не идете?
— Нет, сэр! Я хочу дождаться, чем кончится история с чертовой субмариной.
Уотерхауз подходит к печи и достает пачку теплых неиспользованных перфокарт. Он пришел к выводу, что они должны быть теплыми, иначе пропитаются тропической влагой и застопорят машину. Прежде чем в комнате установили вычислитель, сюда по его настоянию притащили все наличные печи.
Он бросает горячие карты в приемный карман перфоратора, садится за клавиатуру и прикрепляет перед собой первый лист перехвата. Одну за другой набивает буквы. Сообщение короткое, достаточно трех карт. Затем он принимается за следующее.
Входит лейтенант с картонной коробкой.
— Вот, все оригиналы перехватов с «Аретузой».
— Спасибо, лейтенант.
Лейтенант заглядывает через плечо.
— Помочь вам набивать сообщения?
— Нет. Если хотите помочь, принесите воды в кувшине и не беспокойте меня до утра. «Аретуза» — моя навязчивая идея.
— Есть, сэр! — отвечает лейтенант, невыносимо счастливый оттого, что в данный момент «каталины» бомбят таинственную подлодку.
Уотерхауз заканчивает набивать второе сообщение. Он уже знает, что в нем: «ЛОВУШКА ПОВТОРЯЮ ЛОВУШКА НЕ ВКЛЮЧАТЬ ПЕРЕДАТЧИК ТЧК БЛИЗКО ПЕЛЕНГАТОРЫ».
Он аккуратно складывает карты, вылезшие из перфоратора, в коробку с картами — перехватами «Аретузы». Затем берет все содержимое коробки — кирпич карт толщиной сантиметров тридцать — и кладет себе в чемоданчик.
Потом открепляет от перфоратора листки с последними сообщениями и кладет их к старым перехватам. Подшивка в руках и кирпич в чемоданчике содержат одну и ту же информацию. Оригинал и единственная в мире копия. Он бегло просматривает их, убеждается, что самые важные сообщения на месте — длинный перехват с координатами Голгофы, и другой, с инициалами Гото Денго. Кладет листки на печку.
Вставляет пачку чистых горячих перфокарт толщиной сантиметров тридцать в приемный лоток перфоратора. Затем кабелем соединяет машину с вычислителем. Теперь вычислитель может управлять машиной.
Уотерхауз запускает программу, которую только что написал, ту, которая генерирует случайные числа в соответствии с функцией Тьюринга. Мигают лампочки, гудит перфосчитыватель, программа загружается в КОЗУ вычислителя. Наконец пауза — функция ждет ввода. Чтобы она заработала, нужно бросить затравку — поток битов. Любой. Уотерхауз, немного подумав, набирает на клавиатуре: КОМСТОК.
Перфоратор начинает гудеть. Пачка чистых карт уменьшается, пачка пробитых в поддоне растет. Когда все сделано, Уотерхауз вынимает одну и просматривает на свет. Узор из маленьких прямоугольных отверстий, пробитых в манильской бумаге. Созвездие дверных проемов.
— Это будет выглядеть как обычное зашифрованное сообщение, — объяснил он Гото Денго, когда они сидели на трибуне, — но… э-э… дешифровщики (он чуть не сказал — АНБ) могут гонять свои вычислители целую вечность, а кода им не взломать — потому что кода нет.
Наконец, перед тем как покинуть лабораторию, он возвращается к печи и подвигает пачку перехватов на листках поближе к запальнику. Огонь никак не занимается, и Уотерхауз помогает ему зажигалкой. Отступает и ждет, пока прогорит вся пачка, и необычная информация будет уничтожена.
Затем выходит в коридор в поисках огнетушителя. Наверху, у рации, столпились ребята Комстока и ржут, как лошади.
Проход
Звон в ушах постепенно стихает. Бишоф встает с палубы и говорит:
— Погружаемся на семьдесят пять метров.
Циферблат глубиномера показывает двадцать. Сейчас это не лучшая глубина — метрах в ста над ними кружит бомбардировщик, его экипаж устанавливает взрыватели глубинных бомб на те самые двадцать метров.
