— Только это был не Эйрум, — уточнила моя невеста. — Это был тот самый придурок из «Нью-Йорк пост», которого мы встретили в Лас-Вегасе.
— Никому больше не открывай дверь, — сказал я. — Это Марли. Скажи ему, что я заболел. Что меня сняли с самолета в Хило. И ты не знаешь имени доктора.
— А что говорить про соревнования?
— Об этом не может быть и речи, — ответил я. — Мы оба больны. Оба! Скажи им, чтобы оставили нас в покое. Внимание публики и прессы нас доконало.
— Ты идиот, — констатировала моя невеста и задала новый вопрос: — Что ты разболтал этим людям?
— Я? Ничего. Это все Уилбер. Совсем не умеет держать язык за зубами.
— Он, кстати, звонил, — сказала она уже спокойнее. — Приедет на своем лимузине, чтобы забрать нас на вечеринку.
— Какую такую вечеринку? — спросил я и жестом привлек внимание Скиннера. — Сегодня вечеринка, посвященная Марафону, что ли? — шепотом спросил я его.
Скиннер засунул руку в один из своих многочисленных карманов и вытащил лист белой бумаги.
— Вот программка, — ответил он. — Да, это приватное сборище в доме доктора Скаффа. Ужин и коктейли для бегунов. Мы приглашены.
Я снова поднес трубку к уху.
— Какой у нас номер комнаты? — спросил я. — Через минуту буду. Там точно намечается вечеринка. Не пропусти лимузин.
— Ты бы лучше поговорил с Ральфом, — сказала моя невеста. — Ему очень плохо.
— Ну и что? — отпарировал я. — Он же артист!
— Ты негодяй. Тебе не мешало бы заботливее относиться к Ральфу. Он прилетел из самой Англии, да еще жену с дочерью привез, и все — только потому, что ты просил его приехать.
— Не беспокойся, — ответил я. — Он получит то, за чем приехал.
— Что? — завопила она. — Ты, вонючий пропойца! Немедленно пошли подальше этого маньяка, своего приятеля, и отправляйся к Ральфу. Ему совсем плохо!
— Это ненадолго, — ответил я. — Не успеет Марафон закончиться, как Ральфа можно будет отправлять багажом.
Моя невеста бросила трубку, а я повернулся к бармену:
— Сколько тебе лет?
Бармен напрягся, но промолчал.
Я улыбнулся.
— Ты, наверное, меня не помнишь, — сказал я. — А я был губернатором.
Я предложил ему «Данхилл», но он отказался. Потом, взглянув на нас, спросил:
— Губернатором чего?
Скиннер быстро встал и, обратившись к бармену, проговорил:
— Ну-ка, выпьем за старые добрые времена! Этот джентльмен был губернатором Американских Самоа лет десять, а может быть, и двадцать.
— Я его не помню, — отозвался бармен. — Тут много всякого народа ходит.
Скиннер рассмеялся и хлопнул на стойку бара двадцатидолларовую бумажку.
— Все это дерьмо, — сказал он. — Мы врем, чтобы жить, но мы ведь приличные люди, не так ли?
Скиннер перегнулся через барную стойку и пожал руку бармену, который был счастлив, что мы наконец отваливаем. По пути в вестибюль Скиннер протянул мне отпечатанную на ротапринте копию программы Марафона и сказал, что встретит нас на вечеринке. Радостно помахав мне на прощание рукой, он просигналил мальчишке посыльному, чтобы тот пригнал его машину.
Спустя пять минут, все еще пребывая в ожидании лифта, я услышал металлический рев скиннеровского «понтиака», который выехал на дорогу за отелем. Вскоре шум дождя поглотил шум мотора. Подошел лифт, и я нажал кнопку последнего этажа.
Он не был одним из нас
Когда жена Ральфа ввела меня в его номер, с ним работала массажистка, пожилая японка. Восьмилетняя дочь Ральфа сидела, злобно уставившись в телевизор.
— Постарайся не расстраивать его, — предупредила меня Анна. — Он думает, что сломал себе спину.
Ральф лежал в спальне на каучуковом мате и жалобно стонал, в то время как старая карга долбила его по спине. На буфете стояла бутылка скотча, и я налил себе выпить.
— Что это был за жуткий бандит в кафе? — спросил меня Ральф.
— Да это Скиннер, — ответил я. — Наш менеджер в Марафоне.
— Что? — взорвался Ральф. — Ты сошел с ума? Он же наркоман. Ты слышал, что он мне сказал?
— О чем?
— Ты все слышал! — вопил Ральф. — Он сказал про «белую смерть».
— Ну и дал бы ему немного! — отозвался я. — По-моему, ты поступил невежливо.
— Это все твоя работа, — зашипел Ральф. — Это ты его притащил ко мне.
Ральф упал на каучук, закатив глаза и оскалившись в гримасе, вызванной очередным болевым спазмом.
— Черт бы тебя побрал! — простонал он. — Все твои приятели — больные люди, а теперь ты еще и с грязным наркоманом сошелся.
— Да успокойся ты, Ральф, — сказал я миролюбиво. — Они тут все наркоманы. Нам повезло, что мы встретили хорошего. Скиннер — мой давний друг. К тому же он аккредитованный фотограф Марафона.
— О Боже! — продолжал стенать Ральф. — Я себе все так и представлял…
Я глянул через плечо — не смотрит ли его жена — и с силой шлепнул его по затылку, чтобы привести в чувство. Он рухнул на мат… и в этот самый момент в спальню вошла Анна с плетеным подносом, на котором стояли чайник и чашки, заказанные ею в ресторане.
Чай успокоил Ральфа, и он принялся рассказывать. Двенадцать тысяч миль от Лондона до Гавайев были для него дьявольским испытанием. Жена попыталась сойти с самолета в Анкоридже, а дочка всю дорогу проревела. Дважды при снижении в Гонолулу в самолет ударила молния, и огромная черная женщина, которая сидела рядом с Ральфом, забилась в эпилептическом припадке.
Когда они наконец приземлились, их багаж оказался потерянным, таксист содрал с них двадцать пять фунтов за поездку в отель, где регистратор забрал их паспорта потому, что у Ральфа не было американских денег. В целях безопасности менеджер отеля поместил его фунты стерлингов в сейф, но помог ему со снаряжением для плавания, которое Ральф и взял в пункте обслуживания серфингистов на пляже возле кафе «Хо Хо».
В это время ему так хотелось укрыться от всех и побыть одному, сказал он, так хотелось отдохнуть и расслабиться у моря, что он надел свои ласты и погреб в сторону рифа. Тут-то его и подхватила волна. Приподняв, она шваркнула Ральфа о зазубренную скалу, пробив ему дырку в спине и оставив барахтаться в прибрежной водичке подобно тонущему животному.
— Какие-то люди притащили меня в какую-то лачугу, — сказал он. — Потом они накачали меня адреналином. Когда я смог добраться до вестибюля, я выл от боли и с меня градом катил пот. Обслуге пришлось дать мне успокоительного и на руках отнести в лифт.
Только отчаянный звонок Уилберу избавил Ральфа от тюремной палаты в городской больнице где-то на другом краю острова — менеджер отеля уже готов был отправить его туда.
