Единственная вещь, в которой есть хоть какой-нибудь смысл, — это бомба, и мы пришли к этой мысли в Коне в канун Рождества. Привожу дикие каракули, которые я нашел в своей тогдашней записной книжке. Дата — двадцать пятое декабря:
Это чертово вонючее море все еще беснуется у моего порога, круша скалы. Где-то на западе бушует чудовищный шторм с ветром в сорок узлов и тридцатипятифутовыми волнами. Думаю, это тайфун. Мы тратим тысячу долларов в неделю, чтобы сидеть под дождем на краю дикой скалы в ожидании ежегодного тайфуна — полные дураки, которых ловко обвели вокруг пальца.
Будь прокляты эти людишки. Они наврали нам, и из-за их вранья мы страдаем… Как бессловесные мокрые твари мы сидим в этой дыре уже пятнадцать дней, хотя и десять просидеть было бы невозможно. Жить у края моря и не иметь возможности даже подойти к воде! Нырнуть с этих скал означало бы мгновенную смерть. В пятидесяти футах от моей пишущей машинки ревет ад из белой пены, бурных потоков воды и мощных ударов волн. Даже акула погибла бы в этой мешанине. Пришло время отмщения!
Время пришло как раз вчера. Дойдя до ручки где-то около полуночи в канун Рождества, мы установили на пороге дома одного из местных владельцев рыбацкого катера огромную китайскую петарду. Она взорвалась с ужасным грохотом через три четверти секунды после того, как я спичкой поджег фитиль.
С петардами я на короткой ноге, но ни одна из тех, с которыми я имел дело, не взрывалась так, как взорвался этот ублюдок пиротехнического производства. Запалив фитиль, я собирался отбежать, но не успел сделать и полутора шагов, как весь мир вспыхнул ярко-желтым огнем, и я оказался в кустах в десяти футах от дороги. Стоя на карачках, с волосами, опаленными по всему телу, я глазел на дом, который скрылся в огромном огненном шаре; в тот момент, помню, я считал, что это последнее, что я вижу на этом свете.
Нет, это была не петарда, это была Бомба с большой буквы — две тысячи четыреста девяносто красненьких китайских петардочек, сложенных вместе в десятифунтовый пакет, аккуратно завернутых и снабженных взрывателем с выдержкой времени для того, чтобы взрыв был растянут на несколько минут. Большинство петард взрывается и умирает мгновенно, эта же штука своим громом напоминала барабанную дробь, которую выбивает сам Господь Бог: она продолжалась целую вечность, с каждым мгновением становясь все громче, все оглушительнее. Грохот становился все мощнее, огненный шар рос и рос, крыльцо медленно разваливалось на моих глазах; наконец явился ужас, и откуда-то изнутри меня к небесам поднялся вопль.
Орали, как мне показалось, сразу двое, причем дикий тембр моего крика подсказал мне — один из этих двоих уже сошел с ума. Я по-прежнему стоял в кустах на коленях, так близко к ревущему огненному шару, что наверняка ослеп бы, если бы не закрыл глаза; но я был не в силах их закрыть! Я был парализован благоговейным страхом, я был восхищен и одновременно раздавлен ужасным зрелищем, которое я сам и произвел.
Это совсем не то, что я собирался сделать, думал я. Совсем не то. Это должна была быть просто шутка, некий символический жест… Да, понял я, пора вновь учредить древний гавайский Закон Разбитого Весла…
ЗАКОН РАЗБИТОГО ВЕСЛА
В те далекие времена, когда Гавайи еще не были единой страной, соперничающие друг с другом вожди частенько устраивали войны между островами. Царь Камехамеха Первый провел серию бессмысленных и разрушительных походов против мирных племен, населявших дальние побережья. Во время одного из этих походов царь напал на мирных рыбаков и, защищаясь, один из них ударил царя по голове веслом. Сила удара была столь велика, что, ударь он во второй раз, царь был бы убит. Позднее, когда рыбака поймали и привели перед царские очи, Камехамеха не убил его, но признал, что его собственное нападение на рыбаков было несправедливым, как и все прочие нападения, не имевшие под собой никаких серьезных оснований. В результате явился в жизнь Закон Разбитого Весла, по которому мирным жителям обеспечивалась защита от насилия и мародерства, кои могли учинять соперничающие племенные вожди.
Как и все хорошие идеи, она пришла ко мне мгновенно, и я тут же бросился к телефону. Было одиннадцать часов вечера, уходил в прошлое последний день перед Рождеством и одновременно наш четырнадцатый день пребывания на этой мокрой, наотмашь избиваемой прибоем скале. Жизнь становилась все более напряженной. Но по крайней мере никто мне не врал уже три или четыре часа, и я чувствовал, как напряжение начинает спадать, когда наш сторож вдруг начал впаривать мне что-то по поводу металлического катера, который он держал на приколе где-то в заливе на Аляске; он мог бы уступить мне катер всего за двенадцать тысяч долларов, а я запросто смог бы делать на этом катере по пятьдесят тысяч в день, ловя селедку в прибрежных водах.
Как только я получу катер в свое распоряжение (плюс «разрешение» — еще шестьдесят долларов на бочку), я смогу с такими же, как я, рыбаками выходить в море и ставить сети. Отлично! И все следующие три недели мы будем бодрствовать двадцать четыре часа в сутки, пичкая друг друга пригоршнями амфетамина и поминутно вытягивая из воды сети.
— Это точно, мы там все немного сходим с ума, — уговаривал меня он. — Но это стоит того. Прикинь: полсотни тысяч в день!
Я кивнул и посмотрел на море, чувствуя, как внутри поднимается желчь. Господи, подумал я, у этих людей — ни капли совести! Сначала они загоняют нас на побережье Коны, теперь хотят отправить меня на Аляску ловить селедку. В канун Рождества, и всего за каких-то двенадцать тысяч долларов!
Внезапно я встал.
— Все, — сказал я. — Шутки кончились. Пора браться за бомбы.
— Что? — не понял сторож. — Вам нужна бомба?
— У меня есть бомба! — отрезал я. — У меня есть шесть дьявольски мощных бомб, и есть длинная седая борода, и ваше вранье уже свело меня с ума! Где телефон?
Он показал, и я набрал первый же номер, который пришел мне в голову. Это был Капитан Стив, который вывозил нас накануне в море на своем катере. Рыбы мы с ним не поймали ни одной, что меня нисколько не удивило, но на Ральфа произвело удручающее впечатление. На рассвете его пристегнули ремнями к специальному креслу на корме катера, лицом к улетающим за корму хлопьям дизельного выхлопа, дали в руки гигантскую удочку с катушкой и велели крепко держать, потому что наживку, которая тянулась за нами, в любой момент могла схватить рыба размером с лося. Как только схватит, сказали Ральфу, тут же вылетит из глубины подобно ракете и помчится по поверхности со скоростью семьдесят миль в час.
Ральф торжественно кивнул и покрепче затянул ремни.
— Ничего себе! — проговорил он. — Это ведь очень быстро, не правда ли?
Я рассмеялся:
— Не волнуйся, Ральф. Все это фигня. Мы и вонючей кильки не поймаем.
Он нервно хохотнул:
— И все-таки это чертовски большая скорость. По поверхности семьдесят миль в час. И ты сказал, размером с лося?
