Перевалив тело через перила крыльца, я рванул было на улицу. Только наверх, пронеслось у меня в голове. Куда-нибудь в горы! И подальше отсюда!
Оказалось, что Аккерман зовет меня с балкона домика сторожа. Совершенно мокрый, я бросился вверх по лестнице и обнаружил его сидящим в компании пяти или шести человек — они спокойно пили виски и курили марихуану. Весь мой багаж, включая пишущую машинку, был свален в углу крыльца.
Никто не утонул, никто не пропал без вести. Моя невеста протянула мне косячок, и я сделал глубокую затяжку. Как мне объяснили, Ральфу удалось выскочить из дома где-то около полудня, когда море забросило на его крыльцо пятидесятифунтовый ствол бананового дерева, за которым хлынула волна красной грязи. Сотни дохлых рыбин были вынесены на газон, дом заполонили мириады крылатых тараканов, а под полом ревело море.
Сторож сказал, что Ральф отвез семью в гостиницу «Царь Камехамеха», которая находилась на причале в даунтауне, после того как им не удалось купить билеты на ночной рейс назад в Англию.
— А где собака? — спросил я.
Я знал, что Сэдди сильно привязалась к этому созданию, но трупа в общем разоре, который представляло собой наше бывшее поместье, я не заметил.
— Они взяли ее с собой, — сказал сторож. — Ральф попросил передать вам записку.
И он протянул мне промокший клочок почтовой бумаги с монограммой отеля, который был покрыт каракулями Ральфа.
Ральф писал: «Мне этого больше не вынести. Шторм чуть нас не убил. Не звони. Оставь нас в покое. Врач из гостиницы позаботится о Руперте и пришлет его назад, когда закончится карантин. Пожалуйста, возьми его на себя. Сделай это для Сэдди. Она поседела. Все, что мы пережили, было ужасно. Я справлюсь с этим. Привет! Ральф».
— О Господи! — вырвалось у меня. — Уехал! И не слишком злится.
— Он знал, что вы так и скажете, — проговорил сторож, принимая от Аккермана косяк и затягиваясь. — Поэтому и оставил вам собаку. Сказал, что это будет хорошо.
Я сложил записку и сунул ее в карман.
— Конечно, — ответил я. — Ральф у нас артист. У него очень ясные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Мы некоторое время просидели на крыльце, затягиваясь дымом свежей марихуаны и слушая музыку, а потом поехали к Аккерману ночевать. Наши дома были подтоплены, вода пробралась на все этажи, и не было никакого смысла даже пытаться там уснуть.
Ральф уехал, и у меня не было сил ему звонить. Скоро он со всем своим семейством будет в самолете, летящем в Англию. Они станут отчаянно цепляться друг за друга, слишком издерганные для того, чтобы закрыть глаза больше, чем на две-три минуты кряду, — словно несчастные, пережившие кораблекрушение и едва понимающие, что с ними произошло. А другие пассажиры будут вздрагивать от их стонов и всхлипываний, пока заботливые руки стюардессы не внесут мир в их исстрадавшиеся души.
В эти дни жизнь на побережье Коны течет неторопливо. Рыба клюет, солнце светит, а ветер все так же дует со стороны Таити… Но в атмосфере этой жизни появилось нечто новое — мертвящая тишина, отнюдь не связанная с погодой. В души закрался страх. Люди бегут отсюда, как крысы бегут с корабля. Все побережье выставлено на продажу, и даже красавицы и умницы сестры Чанг поговаривают о переезде на материк. Да, идея экономического бума в Коне провалилась, по крайней мере на время, и те, кто хотел заработать на нем, сваливают.
Что бы я ни говорил, на них впечатления не производит. Здешний народ хорошо ко мне относится, но моим аргументам доверять не спешит.
Вот я и провожу вечера на балконе номера пятьсот пять гостиницы «Царь Камехамеха», с которого открывается вид на все — и на пляж Коны, и на две вершины вулканов, покрытые снегом, и особенно на муниципальный причал залива Кайлуа, где ни на минуту не останавливается жизнь.
Мне здесь нравится. Вырабатываю вкус к балконному существованию. Номер по-прежнему за Ральфом, но это не имеет никакого значения. Менеджмент отеля оплатит все. Они теперь официально несут ответственность за все, что происходит с собакой Ральфа, а та находится в международном карантине. Руперт едва не сошел с ума, когда в их будке на него набросились блохи, и, поскольку на тот момент он находился под присмотром ветеринара гостиницы, эти ребята крепко влетели. И не только с Рупертом, но и со мной — они теперь будут официально отвечать за любое расстройство мозговой деятельности, которое может приключиться со мной, за любую опухоль, за потерю зрения и памяти, за утрату дохода и любые иные проблемы физического или морального свойства, кои могут проистекать из того факта, что в баре отеля меня ужалила в глаз оса. Зверюга ударилась мне в лицо и, угодив под солнечные очки, в ужасе три раза ужалила меня в зрачок. Лицо мое страшно распухло, но единственной помощью, оказанной мне, был грязный носок со льдом, от которого мне стало хуже, чем от самого жала осы. Когда же я запросил помощи, они отправили меня к доктору Хо, ветеринару, работающему с «крупными животными».
Так или иначе, я полностью на их обеспечении. Верх за мной, так сказать, и я отказался выезжать, пока мы не придем к соглашению.
Я нанял адвоката-корейца из Гонолулу, который ведет переговоры по моим претензиям, которые по-настоящему велики… В настоящее же время я научился получать удовольствие от жизни в гостинице, которая совсем неплоха. Там, внизу, прекрасные магазинчики и три бара. Справа от моего номера — большой голубой бассейн; слева, через залив — выходящий к береговой черте дворец Халихи с густыми зелеными газонами, бегущими вдоль берега до самого Дома Лоно и места погребения Камехамехи Великого.
Он умер именно там, в укрытой тростником хижине под королевскими пальмами, на восьмой день мая тысяча восемьсот девятнадцатого года, в возрасте шестидесяти одного года. Тело царя сожгли, а его кости верховные жрецы похоронили в секретной пещере, сохранив место захоронения в тайне. В честь царя Камы на Гавайях возвели много монументов, но надгробного камня у него так и нет. Те самые жрецы, которые хоронили кости царя, съели его сердце — ради той силы, которая была в нем скрыта, — так же, как когда-то сам Камехамеха съел сердце капитана Кука.
Что значит надрать задницу в коне
В самом конце муниципального причала Кайлуа выстроились ряды весов. Там работают японцы с местного холодильника, которые издавна скупают всю рыбу, что приходит в гавань, и отправляют в Токио, где ее превращают в сашими, вновь замораживают и посылают в Лос-Анджелес. Изготовление сашими — крупный бизнес в бассейне Тихого океана, и большую часть его контролируют именно японские брокеры.
Иметь лицензию на производство сашими гораздо круче, чем владеть игровыми автоматами в аэропорту Лас-Вегаса. Спрос на сашими всегда превышает те объемы, что могут предоставить рыботорговцы. Вариативность здесь касается только цены, которая колеблется от пяти и даже десяти долларов за фунт в Рождество до двадцати центов в пик сезона спортивного рыболовства, который на побережье Коны длится с мая по сентябрь и ежедневно выбрасывает на рынок сашими от пяти до десяти тысяч фунтов этого продукта.
