Ахи, большой желтоперый тунец, не является главным развлечением толпы на причале, но стоит он недешево. Ахи — это и есть сашими; в Лос-Анджелесе, да и в Токио, особенно за неделю до Рождества, когда резко вырастает спрос, портовая цена на большого ахи вырастает до пяти, а иногда и до десяти долларов за фунт.
Обычно же он идет по доллару; и это совсем неплохо, если вы привозите в порт желтоперого. Но ахи — не самая желанная рыба на побережье Коны. Это место славится марлином. Большим марлином! Это именно та рыба, которую жаждет видеть толпа в гавани. Любой катер, вывесивший на флагштоке синий флаг — традиционный знак того, что марлин таки пойман, — способен сразу же резко поменять настроение толпы.
Побережье Коны — рыболовецкая столица Гавайев, залив Кайлуа — ось общественной и коммерческой жизни на побережье. Центром же всего является торчащая позади ряда напоминающих виселицы весов гостиница «Царь Кам», где живут и умирают профессионалы рыбной ловли — прямо на глазах у всей почтенной публики, изо дня в день, из месяца в месяц.
Спортивная рыбалка тоже является крупным бизнесом в Коне, и в четыре часа ежедневно конец причала становится местом парада для здешних капитанов, вывозящих рыбаков в море. Именно сюда они подвозят пойманную рыбу, чтобы взвесить ее и сфотографировать, если улов действительно хорош. Самые большие весы, что стоят на краю причала, — для победителей, которые взвешивают здесь свои трофеи, и побежденные сюда даже не кажут носа. Катера, палуба которых не испачкана кровью, вообще не подходят к причалу; прямиком, как можно незаметнее, они скользят домой, в бухту в восьми милях от причала к северу, и эти последние мили могут стать долгим и весьма неприятным путешествием для капитана, катер которого набит клиентами, заплатившими пятьсот долларов и за весь день ничего не поймавшими. Хонокохау на заходе солнца — гнусное местечко. Как только причаливает очередной неудачник, прибрежные дворняжки забираются на кромку черной базальтовой скалы, которая смотрит на пристань, и начинают лаять. Они ждут не рыбы, а того, что осталось от ланча рыбаков, и нет ничего противнее для рыбака, чем заканчивать день, омраченный поражением, под это нестройное тявканье.
Вообще-то, как правило, большинство катеров приходит именно в Хонокохау. Только совсем немногие идут к пирсу, где атмосфера разительно иная, чем в бухте, особенно в «горячий денек», когда к трем часам полгорода уже на ногах; люди подняты триумфальными радиосигналами из морских далей — флот идет, и рыбаки требуют подготовить весы для серьезной работы.
В три часа в конце пирса собирается настоящая толпа. Джимми Слоун, коммерческий фотограф с официальным правом снимать в порту, стоит со своим аппаратом, чтобы запечатлеть торжественный момент для истории — в глянцевом формате, восемь на четыре, по десять долларов за штуку. Здесь же крутится чучельщик, просто на тот случай если вам вздумается набить ваш трофей.
А если нет, вашу добычу уже ждет пикап из японского холодильника. Деньги на бочку! Марлин идет недорого, по двадцать пять центов за фунт, потому что его едят только японцы, а главный рынок — в Токио, за три тысячи миль от Гавайев.
Парни, которые работают на весах, почти всегда знают, какую рыбу везут, но они не знают, когда ее привезут… и, как только часы перевалят за четыре, они начинают нервничать. Капитаны, которые сообщают о поимке большой рыбы, как правило, приходят уже после захода солнца, и у парней совсем не остается времени.
Об этом знает и толпа. Слухи распространяются, и туристы начинают заряжать фотоаппараты. Катера приходят с запада как раз из-под садящегося солнца. В спокойный летний день вы можете стоять на краю пирса и видеть подходящее судно за десять миль от берега. Сперва это только белая точка на горизонте. Потом сверкнет отблеск солнечного луча, отразившийся от стальной мачты. А потом — петушиный хвост белых брызг в кильватере быстро приближающегося судна.
Вскоре катер подходит достаточно близко, чтобы люди с хорошими биноклями могли разглядеть цвет флага на флагштоке. Синий флаг выглядит гораздо живописнее на фоне красного закатного неба, чем белый, оповещающий о поимке ахи, и когда раздается первый крик: «Синий!», толпа поспешно окружает весы.
Любой удачливый капитан катера понимает разницу между рыболовным бизнесом и шоу-бизнесом. Первый — опасное занятие, где за успех ты платишь сам, рискуя здоровьем и жизнью на голубых просторах океана; в шоу-бизнесе рискуют и платят за твой успех совершенно посторонние люди. Поэтому, когда ты из-под заходящего солнца влетаешь в залив Кайлуа с большой рыбой, будь добр, сделай это не спеша! Войди в залив по грациозной дуге, вписавшись в фон из парусников и вулканов, потом развернись кормой к весам на пирсе и медленно, унцию за унцией, отмерь им, ждущим на причале, всю меру своего успеха. Сделай это стильно! Твоя команда сможет сыграть эту сценку!
Капитан — на мостике, лицом к толпе: одна рука на штурвале, другая на дросселе. Его помощник и клиенты — внизу, на корме, также повернулись лицом к народу и в этот критический момент стараются ни в коем случае не сделать чего-нибудь нелепого, что смазало бы впечатление. Катер медленно пятится к причалу, и вот уже цепь лебедки взметнулась над кормой, чтобы принять пойманную рыбину.
Большинство так называемых рыбаков, заплативших за привилегию ловить крупную рыбу под руководством больших профессионалов в водах Коны, известных как место мировых рекордов в спортивном рыболовстве, плевать хотели на то, что станет с пойманной ими рыбой после того, как они сфотографируются с этим зверем, подвешенным за хвост на стальной виселице в конце причала. Доставка Рыбы — вот единственно важное событие в Коне в этот, да и в прочие часы суток; потому что Большая Рыбалка есть то, ради чего существует побережье Коны (поговаривают, что для местных не менее важен урожай марихуаны и мошенничество с недвижимостью, но все это враки!).
Надрать всем задницу в Коне — это и означает войти на закате в гавань и подойти к весам с большой рыбой. Не с тремя-четырьмя рыбками средних размеров, а именно — с Большой Рыбой. И толпа понимает это. Они засмеют любого, кто сунется к весам с чем-то, что может быть поднято на причал без участия крана.
Жажда крови просыпается в толпе вокруг весов к закату солнца. К пяти все уже пьяны до полного безобразия. Жители Питтсбурга, приехавшие на Гавайи в первый раз, стоят на пирсе и как пресытившиеся зрелищем знатоки рассуждают о достоинствах рыбы, размерами равной автомобилю, который они только что арендовали в аэропорту.
— Насколько велика эта рыбка? — спрашивает она.
— Она действительно велика, дорогая, — отвечает он. — Весы показали сто двадцать два, но я думаю, это только голова. Тело размером с корову. Весит не меньше тысячи, я полагаю.
То, что разворачивается вокруг весов на причале в заливе Кайлуа, есть настоящая драма, и напряжение усиливается по мере того, как прибывают все новые и новые катера. К пяти часам зрители начинают требовать тысячефунтовых зрелищ, и горе тем капитанам, что явятся на зов толпы с чем-либо меньшим.
И нет спасения от того судилища, потому что капитану нужно платить за горючее и прочие удовольствия рыбалки, а даже стофунтовый ахи идет в июне по два доллара семьдесят восемь центов за фунт, и отказаться от того, чтобы привезти рыбу к весам на продажу японцам, — слишком дорогое удовольствие, а потому капитаны везут все, что поймали, везут и становятся объектом насмешек толпы. За свои услуги капитаны заламывают приличную цену, и в набор услуг для клиентов включена возможность сфотографироваться на пирсе с любой пойманной рыбой — даже с крохотным девяностофунтовым марлином, который при вываживании практически вырвал руки из суставов поймавшему его туристу (при этом все убеждали его, что рыбка потянет на все пятьсот фунтов — но только до момента истины, когда трофей вздернули на весах).
