Со своей стороны Аттила направил в Византию целый ряд разных посольств. По мнению Приска Панийского, Аттила включал в посольства тех лиц из своего окружения, кого желал облагодетельствовать за чужой счет. В Константинополе их принимали по-царски, удостаивали множества дорогих подарков, развлекали всеми возможными способами. Однако о деле разговор практически никогда не заходил.
Конечно же, обе стороны прекрасно понимали, что подобное положение вещей не может продолжаться до бесконечности.
Однако, если Аттила строил далеко идущие планы, его брат Бледа вполне довольствовался тем, чем уже располагал. Куда больше тайн дипломатии и стратегических схем его занимали самые примитивные забавы. В частности это относится к его шуту Зеркону.
Кривоногий Зеркон обладал на редкость отталкивающей внешностью. У этого жутковатого карлика вообще отсутствовал нос, на месте которого помещались две дырки. Его коронным номером были пародии на гуннском языке и на латыни. Если добавить, что он страшно шепелявил и просто дико заикался, можно себе представить его парадийное шоу. Любопытно, что Аттила мгновенно невзлюбил Зеркона, внушавшего ему отвращение. Поэтому карлик стал единоличной собственностью Бледы.
Смотрите, как разительно со временем начали проступать различия в характере братьев! Аттила был серьезен и сосредоточен, он неуклонно оттачивал воинское искусство, осваивал дипломатию, постоянно обогащал свое знание о мире. А вот Бледа мог часами предаваться забавам, внимая своему любимому Зеркону. Для карлика даже были выкованы особые доспехи; Бледа, к ужасу карлика, нередко прихватывал его, выбираясь на очередную военную вылазку. Подустав от хозяина, Зеркон сбежал, но был скоро пойман. Ему грозила лютая гибель, но он вовремя сообразил, как выкрутиться, заявив, что сбежал с тоски из-за отсутствия женской ласки! Бледа был в восторге, мигом его простил и подыскал ему сговорчивую мамзель среди дворни собственной супруги.
...Да, братья сильно отличались друг от друга.
Аттила был внутренне уже готов к великим свершениям, но существование брата связывало ему руки. Ведь брату принадлежала лучшая, более перспективная часть гуннских владений и сил. Без них все планы Аттилы никак не могли осуществиться. Вывод был ясен: Бледе следовало умереть!
У Иордана о намерении Аттилы лишить брата жизни можно прочитать следующее.
«Чтобы перед походом, который он готовил, быть равным [противнику], он ищет приращения сил своих путем братоубийства и, таким образом, влечет через истребление своих к всеобщему междоусобию. Но, по решению весов справедливости, он, взрастивший могущество свое гнусным средством, нашел постыдный конец своей жестокости.
После того как был коварно умерщвлен брат его Бледа, повелевавший значительной частью гуннов, Аттила соединил под своей властью все племя целиком и, собрав множество других племен, которые он держал тогда в своем подчинении, задумал покорить первенствующие народы мира – римлян и везеготов. Говорили, что войско его достигало пятисот тысяч».
Аттила пошел на убийство брата (возможно, даже собственноручно совершил его) при поддержке гуннской аристократии. В их числе было немало прозорливых людей, понимавших, какие перспективы откроются перед царством гуннов, если его возглавит Аттила. Переворот осуществился молниеносно; о каких-либо гражданских волнениях не было и речи. Характерно, что была сохранена жизнь жене Бледы. То есть, можно сказать, захват власти осуществился практически официально.
Аттила добился желаемого.
Он стал единоличным владыкой гуннов, их царем!
Для упрочения основ своей власти и царского величия Аттила объявил во всеуслышание о создании культа меча. Недоброжелательно настроенный к Аттиле Иордан передает подробности этого события, основываясь на данных Приска Панийского.
«Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей. Историк Приск рассказывает, что меч этот был открыт при таком случае. Некий пастух, говорит он, заметил, что одна телка из его стада хромает, но не находил причины ее ранения; озабоченный, он проследил кровавые следы, пока не приблизился к мечу, на который она, пока щипала траву, неосторожно наступила; пастух выкопал меч и тотчас же принес его Аттиле. Тот обрадовался приношению и, будучи без того высокомерным, возомнил, что поставлен владыкою всего мира и что через Марсов меч ему даровано могущество в войнах».
А без этого «могущества в войнах» было не обойтись. Один пусть еще не император, но уже царь намеревался бросить вызов другому императору.
Аттила мечтал сокрушить империю Феодосия!
...А где-то в подсознании у него наверняка маячила мысль о том, что наряду с Византией было бы неплохо покончить и самим Римом. Поистине державные амбиции!
Узурпируя власть у своего брата, Аттила, конечно же, не мог знать того, что ему и его империи отпущено всего десять лет жизни... Однако он, без сомнения, догадывался, что сидеть без дела у него вряд ли получится. Да, мирно почивать на лаврах ему, в сущности, за последовавшее затем десятилетие так и не пришлось. Впрочем, едва ли он сильно сокрушался по этому поводу. Ведь он же был Аттила – истинный воитель!
А ситуация, в которой оказались гунны, была весьма непростой.
Более того, взрывоопасной.
Пояснить ее можно при помощи небольшой житейской метафоры.
Представьте себе... садовое товарищество.
Да, обыкновенное садовое товарищество.
Впрочем, нет.
Пусть лучше у нас будет коттеджный поселок.
Итак, поселок.
Нарядные домики, ухоженные участки с садами, беседками, искусственными водоемами, чарующими гротами и прочими чудесами. И все так чинно и благородно, как говаривал М. М. Зощенко. Вдруг в один прекрасный день на территорию поселка заявляются доселе неведомые граждане. Они бесцеремонно врываются в ряд коттеджей, расположенных чуть ли не в самом центре поселка, и силой их захватывают, изгоняя прочь прежних обитателей; некоторых же оставляют себе прислуживать. Одним словом, пришельцы воцаряются в коттеджах хозяевами, а все попытки властей вернуть status quo накрываются медным тазом.
И вот так они и живут.
Складывается положение сродни фарсу.
С одной стороны, хозяева нетронутых коттеджей не могут не думать о том, что однажды разделят участь изгнанных обитателей поселка. Поэтому они просто мечтают раз и навсегда разобраться с захватчиками. Хотя и ужасно их боятся!
С другой стороны, сами пришельцы, когда стихают первые восторги обладания, необыкновенно остро чувствуют, что «пряников сладких всегда не хватает на всех». Им вот-вот понадобятся новые метры коттеджных владений; они уже начинают бить копытом, они прямо едва сдерживаются.
