О гностической, а следовательно, и «еретической» природе розенкрейцерства говорит не только легенда о Христиане Розенкрейце, отказавшемся от «святого града» Иерусалима ради таинственного Дамкара, и не только эзотерическая доктрина братства, но и само символическое обрамление этой легенды, ибо роза (как, впрочем, и другие представители флоры) издавна считалась у гностиков символом невыразимой мистической тайны. Мистический культ прекрасного цветка был в высшей степени развит и у суфиев, которых вполне можно отнести к числу наставников Розенкрейца. Скрытая эротическая подоснова розенкрейцеровского символизма (если рассматривать розу и крест как женский и мужской символы) также связана с ритуалами и мистериями, практиковавшимися в определенных гностических кругах, где соитие воспринималось как земной аналог высшего небесного таинства. А так как мистические символы всегда многозначны, ибо «работают» на уровне коллективных архетипов, то, помимо вышеуказанного значения, сочетание розы и креста можно также истолковать и как аллегорию химического Великого Делания. Недаром же розенкрейцеры считали алхимию «царицей наук» как в чисто мифологическом, так и в иных аспектах!
Однако сам по себе язык символов чересчур абстрактен и трансцендентен, в силу чего он имеет хождение лишь в достаточно ограниченном кругу «посвященных». Когда же определенную идею, культивируемую в этом кругу, предназначают для распространения за его пределами, что и произошло в начале XVII века, то она должна быть представлена потенциальным прозелитам не в виде отвлеченной абстракции, а в более доступной для восприятия форме. Иными словами, символу должно быть придано адекватное предметное воплощение, а сам он, так сказать, облечен в плоть и кровь. Именно этот механизм овеществления символа и был запущен в виде личности по имени Христиан Розенкрейц, и, как показала дальнейшая история, вполне себя оправдал: последний не только не дал распасться «великой связи времен», но и сделался неотъемлемой частью духовной истории Западной Европы.
Иоганн Валентин Андреа (1586–1654)
В течение длительного времени персона этого скромного лютеранского пастора из Тюбингена, который, пользуясь выражением розенкрейцеров, «привил Розу к Кресту», находилась в центре жарких дискуссий: он или не он являлся истинным автором прославленных розенкрейцеровских манифестов — Fama Fraternitatis, Confessio Fraternitatis, а также снискавшей не менее громкую известность «Химической свадьбы Христиана Розенкрейца». Эти сочинения, ходившие в обращении в виде рукописных списков с начала XVII века, оповестили мир о существовании группы лиц, наделенных величайшим, но тщательно скрывавшимся до определенных пор могуществом, которые, как свидетельствуют подзаголовки манифестов, провозгласили своей целью ни много ни мало как «всеобщую и генеральную реформацию человеческого знания и законов»! Реформация эта, согласно замыслам таинственных властителей, должна была осуществляться под знаком злато-розового креста, олицетворяющего духовное, или эзотерическое, христианство, и привести в итоге к восстановлению древнего, но утраченного человечеством совершенного знания о Боге, Природе и подлинном смысле человеческого существования.
Несмотря на то что все эти издания были лишены каких-либо указаний на авторство, в разразившейся вслед за их публикацией ожесточенной «памфлетной войне» довольно скоро всплыло имя Иоганна Валентина Андреа как наиболее вероятного их сочинителя, тем более что авторство «Химической свадьбы» подтвердил он сам. Не был обойден вниманием и фамильный герб рода Андреа — Андреевский крест с вензелем из четырех алых и белых роз: он-де и послужил истинным прообразом эмблемы Христиана Розенкрейца! До самого последнего времени практически ни у кого из тех, кто выбрал себе розенкрейцеровскую стезю, не возникало сомнений по поводу того, что именно Андреа является «главным идеологом» несостоявшейся «генеральной реформации».
Вскоре после Второй мировой войны были, однако, найдены документы, заставившие изменить эту точку зрения. Они были связаны с именем другого «посвященного» — жителя Нюрнберга Тобиаса Гесса (1568–1614), который, как выяснилось, организовал в своем родном городе небольшой, но сплоченный кружок молодых интеллектуалов-идеалистов. Вполне возможно, что этот кружок и стал истинным прообразом братства розенкрейцеров. Сам Гесс был весьма уважаемым ученым — юристом и химиком, но для своих восторженных почитателей он был «другом Господа, служителем Христа, братом своему ближнему, доктором истины, красой литературы, звездой Тюбингена и казначеем Природы». Именно Гесс в 1608–1610 годах сформулировал основополагающие принципы братства. Этот факт был установлен благодаря комплексному исследованию найденных документов, а его результаты оглашены на конференции, посвященной 500-летию европейского гностицизма. Неслучайно и то, что смерть Гесса совпала по времени с началом публикации «розенкрейцеровских манифестов».
Что касается роли Андреа в «генеральной реформации», то здесь необходимо отметить следующее: благодаря своим большим связям в кругах западнонемецкого дворянства и духовенства и незаурядным организаторским способностям Иоганн Валентин оказался идеальной «ширмой», предоставив свое имя и даже собственный родовой герб для столь возвышенной цели. Сыграла свою роль и семейная предрасположенность к мистицизму (его отец, тоже Иоганн, имел собственную алхимическую лабораторию). Наконец, Андреа, в отличие от Гесса, был в литературном отношении гораздо более одаренным человеком, о чем свидетельствует написанный им роман «Христианополис». (Правда, справедливости ради надо сказать, что роман оригинальностью не блистал, а представлял собой шаблонное, хотя и не лишенное таланта, подражание сочинениям Кампанеллы и Томаса Мора.) Что же касается деятельности Андреа как эзотерика, то она прервалась вскоре после начала Тридцатилетней войны, имевшей для Андреа и его единомышленников самые фатальные последствия.
Среди «сильных мира сего», которым прежде всего и были адресованы «манифесты» и которые оказались так или иначе втянутыми в религиозный конфликт между протестантскими княжествами и католической династией Габсбургов, поддерживаемой Ватиканом, нашелся только один, кто серьезно воспринял идеи эзотерической реформации. Это был пфальцграф Фридрих (1596–1632), под эгидой которого в Гейдельберге, столице его наследственных владений, был создан европейский центр розенкрейцерства, просуществовавший, правда, недолго — до разгрома войсками католической коалиции армии Фридриха, провозглашенного в 1619 году чешским королем. Вскоре пал и Гейдельберг, и Андреа вместе с единомышленниками пришлось спасать то, что еще можно было спасти. Для этой цели они задействовали сеть созданных перед самой войной межконфессиональных Христианских союзов, члены которых, вопреки религиозным разногласиям, пытались восстановить дух первоначального, не оскверненного идеологическими и догматическими распрями христианства, которое они стремились дополнить возможностями, предоставляемыми научным прогрессом.
Религиозные и морально-нравственные идеалы и принципы, взятые за основу членами этих союзов, были подробно, хотя и в завуалированной форме, изложены Андреа в двух сочинениях: уже упоминавшемся выше «Христианаполисе, или Описании христианской республики» (1619) и в «Христианской мифологии» (1618). О практической деятельности этих объединявших протестантов и католиков Христианских союзов современные исследователи истории тайных обществ М. Бейджент и Р. Лей в своей знаменитой книге «Святая кровь и святой Грааль» пишут следующее:
