Ацтеки, фактически, разгромили Кортеса годом ранее в столичном Теночтитлане и заставили испанцев отступить. Это была позорная noche triste — «ночь печали». Четыре месяца спустя среди ацтеков разразилась эпидемия оспы. Узнав о том, что от оспы скончался победоносный предводитель ацтеков, Макнил сделал мудрые выводы, которые сегодня позволяют нам по-новому взглянуть на мировую историю.
Макнил представил, что в Теночтитлане, а двумя столетиями ранее в Европе произошли похожие явления — катастрофическое вторжение новой болезни в популяцию, не имевшую к ней иммунитета. Так раскрывается механизм столкновения цивилизаций, первичным побудительным мотивом которого часто бывает торговля.
Как теперь отлично известно, торговля и путешествия (а также возрастание плотности населения) способствуют быстрому распространению болезней, как новых, так и хорошо известных. В прошлом положение складывалось еще опаснее. С точки зрения эпидемиологии, чем глубже в историю, тем большей пороховой бочкой представлялся мир, поделенный на географические резервуары заболеваний. Внутри каждого эпидемиологического резервуара формировалась популяция, резистентная к местному возбудителю, но не к возбудителям других резервуаров. На протяжении тысячелетий, для того чтобы устроить опустошительную эпидемию, микроорганизмам нужно было преодолеть расстояние в несколько сотен миль. В период с XIV по XVIII век, когда развивалась мировая торговля, все эпидемиологические резервуары, какие существовали в мире, перемешались, и результаты обернулись катастрофами. Сегодня мы можем радоваться тому, что теперь подобное перемешивание происходит в очень незначительной степени. Пандемии возникают только если возбудитель пришел к человеку от другого животного вида, как это случилось с ВИЧ, который мутировал и обрел способность заражать людей. Но это куда более высокая планка, чем в доколумбовскую эпоху, когда купцы, матросы или грызуны из соседнего эпидемиологического резервуара становились причиной смертоносной эпидемии.
Макнил обратил внимание на случай, который произошел в 1859 году, когда британские поселенцы завезли в Австралию кроликов, желая, чтобы новые фермы напоминали им родную Англию, желая охотиться на привычную дичь и есть привычное мясо. К несчастью, этим милым зверькам не встретилось на новой земле никаких хищников. Они принялись плодиться, как кролики, быстро объели уязвимые в засушливом климате пастбища и создали угрозу овцеводству. Ограды, яды, ловушки и винтовки не смогли совладать с популяцией зверьков, способных приносить потомство уже в возрасте шести месяцев. Требовалось более могучее средство.
В 1950 году австралийцы применили вирус миксомы, как правило, летальный для кроликов дикой популяции, не подверженной ранее этому заболеванию, а значит, неустойчивой к нему. Ситуация похожа на ту, что возникла у мексиканцев с европейцами с оспой и чумой. В последующие годы происходил кроличий холокост, который снизил их популяцию на 80%. Смертность среди зараженных особей составляла 99,8%.
И вот, когда кролики в Австралии почти совсем исчезли, в силу вступил естественный отбор, и наиболее устойчивые к миксоматозу линии кроликов выжили. Со стороны вируса этот механизм тоже работал. Возбудитель уже не мог быстро убить носителя. Постепенно вирус становился все менее смертельным, так чтобы носитель дольше жил и эффективнее распространял вирус. К 1957 году погибала только четверть инфицированных кроликов. Односторонние отношения между смертельным возбудителем и беззащитным носителем превратились в ничью между не слишком вирулентным патогеном и резистентной популяцией.
То же самое происходит, когда среди людей появляется новая инфекция. Вначале смертность высока, но результатом естественного отбора становится более резистентная популяция и менее вирулентный патоген. Этот процесс установления равновесия, при котором возбудитель и носитель приспосабливаются друг к другу, занимает 5-6 поколений — несколько лет в случае кроликов и век или полтора в случае людей. Такие людские болезни, как корь или ветрянка, раньше истребляли взрослое население. Теперь они обычно поражают тех, кто не успел обзавестись против них иммунитетом, то есть детей. И не случайно эти болезни произошли от животных, живших рядом с людьми: оспа от коровьей оспы, грипп от свиней, а корь от собачьей чумки или чумы рогатого скота.
Чума представляет собой более сложный случай. Пока что это заболевание не достигло равновесия в человеческой среде. Сегодня оно почти так же смертельно, как и в XIV веке, но инфекция касается не многих животных из тех, что живут рядом с людьми. Переносчиками бациллы являются только грызуны, как, например, табарганы, миллионы которых на сегодняшний день заражены чумой. Для них заболевание смертельно, но эти норные зверьки живут изолированно, так что эпидемия медленно гуляет от одной колонии к другой. Только песчанки Юго-Западной Азии, как считается, научились переносить эту болезнь, так что некоторые из них могут долгое время страдать вялотекущей инфекцией.
Ученые не могут сказать наверняка, где впервые возник резервуар инфекции подземных грызунов, но предполагают, что это случилось где-то в районе Гималаев, на юге Китая.
Если бы носителями чумы были только люди, сурки и суслики, люди легко могли бы обезопасить себя, держась от этих зверьков подальше. Но в цепочку передачи смертельной болезни включилось еще два вида. Первыми стали блохи, через укус передававшие заразу от одного млекопитающего к другому. Но блохи не способны проделать многомильный путь от далеких подземных популяций грызунов до людей. Второй вид — черная крыса — послужил «паромщиком» между норными грызунами и цивилизацией, соединил резервуар с поселениями людей. Для блох и крыс бацилла так же смертельна, как для людей. Крыса умирала, но зараженные блохи, прежде чем погибали сами, проделывали те недостающие несколько футов от зверя к человеку.
Особенно важным в этой смертельной цепочке стала восточная крысиная блоха Xenopsylla cheopsis. Это неприятное насекомое имеет две особенности, помогавшие ему в этой роли. Во-первых, черная крыса — любимый его хозяин. Если табарган с человеком встречается редко, то крыса, так сказать, сотрапезник человека, она живет с ним рядом и добывает пищу в мусоре и отбросах, оставляемых человеком. Но рядом с табарганами черная крыса тоже живет. Поэтому блохе, а вместе с ней и чумной палочке ничего не стоит перебраться с табаргана на крысу. Покидают крысу блохи неохотно, только когда она умирает, оставляя блохе совершить последний, решающий скачок до человека. Второе роковое свойство этой блохи в том, что, в отличие от других видов блох, ее пищеварительная система очень чувствительна к чумной палочке, которая вызывает у насекомых сокращения пищеварительных путей. Поэтому когда зараженная блоха кусает грызуна или человека, значительная часть зараженного материала отрыгивается прямо в него.
После смерти крысы блоха может найти прибежище на верблюде или лошади, которые становятся настоящими блошиными гостиницами.
Оба этих вьючных животных очень восприимчивы к заболеванию, как и многие другие млекопитающие и птицы.
С точки зрения бациллы, и блоха, и черная крыса, и человек — неважные игроки, случайно пострадавшие, неудачливые прохожие. Главная задача организма — сохранить себя в резервуаре норных грызунов. А успехи сельского хозяйства позволяют существовать обособленным, плотно населенным городам, которые привлекают черных крыс, прекрасно приспособленных к городским условиям.
