Этот сложный момент становится более понятным из рассказа, который можно услышать у племени йоруба (Западная Африка), о проказливом боге Эдшу. Однажды этот странный бог прогуливался по тропинке меж двух полей.
Он увидел, что на каждом поле работал крестьянин, и решил подшутить над ними.
Он надел шляпу, которая с одной стороны была красная, а с другой – белая, зеленая спереди и черная сзади [это цвета Сторон Света: то есть при этом Эдшу был олицетворением Центра, axis mundi, или Пупа Земли]; когда два друга возвращались в свою деревню, один сказал другому: «Ты видел старика в белой шляпе, который проходил мимо?» Второй ответил: «Ты что, шляпа была красной». На что первый возразил: «Нет, она была белой». – «Красная она была! – упорствовал его друг. – Сам видел». «Да ты слепой», – заявил первый. «А ты, должно быть, пьян», – ответил другой. И они подрались. Когда в ход пошли ножи, соседи отвели спорящих к старосте, чтобы тот рассудил их. Эдшу затесался в толпу, собравшуюся в ожидании решения, и когда староста не смог определить, на чьей стороне истина, старый ловкач вышел вперед, рассказал о своем розыгрыше и показал шляпу. «Эти двое не могли не поссориться, – сказал он. – Я этого и хотел. Сеять раздор – величайшая радость для меня».
[63]
Там, где моралист был бы охвачен негодованием, а поэт-трагик – состраданием и ужасом, мифология все превращает в великую и ужасную Божественную Комедию. Ее «олимпийский смех» ни в коей мере не отвлекает нас от действительности, напротив, он суров и реален, как сама жизнь, как сам Творец. Преломляясь через призму мифа, трагедия предстает несколько истеричной, сцены человеческих нравов – примитивными. Но эта суровость оправдывается тем, что видимый нам мир является лишь отображением силы, которая, не зная страданий, продолжает действовать. Таким образом, сказки лишены и жалости, и ужаса – они наполнены радостью высшей безымянной силы, которая проявляется в самолюбивых, сражающихся друг с другом эго, которые рождаются и умирают в пространстве времени.
Часть I
Приключения героя
Глава I
Начало пути
Ил. 10. Психея входит в сад Купидона (холст, масло). Англия, 1903 г.
1. Зов странствий
Давным-давно, когда люди желали и воплощали свои желания в жизнь, жил один царь, все дочери которого были красавицы, но самая младшая была так прекрасна, что само солнце, которое столько всего повидало на свете, дивилось ее красоте каждый раз, когда касалось своими лучами ее лица. Рядом с замком этого царя раскинулся большой темный лес, а в лесу под старой липой журчал родник, и в жаркий день царская дочь всегда отправлялась в лес и усаживалась подле прохладного родника. А чтобы чем-то занять это время, она любила брать с собой золотой шарик, с которым любила играть, подбрасывая его в воздух и ловя на лету.
Однажды принцесса не поймала шарик своей маленькой ручкой, он пролетел мимо, ударился о землю и укатился прямо в воду. Принцесса хотела разглядеть, куда он упал, но шарик исчез, родник был таким глубоким, что, казалось, у него нет дна. И тогда она расплакалась и безутешно рыдала все громче и громче. И вот ей послышалось, что кто-то говорит: «Что случилось, Принцесса? Ты так громко плачешь, что можешь разжалобить даже камень». Она огляделась, чтобы понять, кто говорит с ней, откуда доносится голос, и увидела торчащую из воды большую уродливую лягушачью голову. «А, это ты, попрыгушка речная, – сказала она. – Я плачу оттого, что мой золотой шарик упал в родник». «Не надо так плакать, – ответил лягушонок. – Я, конечно, помогу тебе. А что ты мне дашь, если я верну тебе твою игрушку?» – «Все, что ты захочешь, мой дорогой лягушонок, мои платья, жемчуга и драгоценные камни, даже золотую корону, которую я ношу». И лягушонок ответил: «Не надо мне твоих платьев, жемчугов и драгоценных камней, и короны тоже; но если ты будешь любить меня, позволишь дружить и играть с тобой, если ты позволишь мне сидеть рядом с тобой за твоим маленьким столиком, есть с твоей золотой тарелочки, пить из твоей золотой чашечки, спать в твоей кроватке, – если ты пообещаешь мне это, то я тут же нырну на дно и достану тебе золотой шарик». «Хорошо, – сказала принцесса. – Я обещаю тебе все, что ты пожелаешь, если только вернешь мне мой шарик». Но про себя она подумала: «Какую ерунду говорит этот глупый лягушонок! Пусть себе сидит в воде со своими друзьями лягушками, не бывать ему другом человека».
Как только лягушонок услышал обещание, он нырнул, а через некоторое время снова всплыл на поверхность; во рту у него был шарик, который он бросил в траву. Принцесса обрадовалась, увидев свою прелестную игрушку. Она схватила шарик и побежала прочь. «Постой, постой, – закричал лягушонок, – возьми меня с собой; я не могу угнаться за тобой!» Он квакал и квакал изо всех сил, но Принцесса не обратила на него ни малейшего внимания и со всех ног побежала домой, совсем забыв о бедном лягушонке, которому пришлось снова нырнуть в родник.
[64]
Это один из примеров того, как может начаться приключение. Промах – казалось бы, чистая случайность – открывает перед человеком мир, о существовании которого он и не подозревал, и он невольно оказывается втянут во взаимоотношения с силами, природу которых понимает неверно. Как указал Фрейд,
[65] ошибки – это не просто случайность, а результат подавленных желаний и конфликтов. Это – волны на поверхности жизни, которые питают подземный, невидимый глазу родник. Они могут быть очень глубокими, как сама душа. Промах может открыть путь к новой судьбе. Так и происходит в этой сказке, где сначала шарик теряется в знак того, что в жизни принцессы должно что-то произойти, появление лягушонка – это второй знак судьбы, а необдуманное обещание – третий.
Лягушонка, который чудесным образом появляется как глашатай вступающих в игру новых сил, можно назвать «предвестником»; критический момент его появления это «зов странствий и приключений». Предвестник может призвать к жизни, как в данном случае, или, в более поздний момент жизненного пути – к смерти. Он может оповестить о важном историческом событии. Он может знаменовать религиозное озарение. Мистики называют это «пробуждением Самости».
[66] А для принцессы из этой сказки он знаменует начало юности. Будь этот зов громогласен или едва различим, на какой стадии или этапе жизни он бы ни приходил, он всегда возвещает начало таинства преображения – обряд или момент духовного перехода, – к смерти и рождению. Привычные рамки жизни стали тесны; старые понятия, идеалы и эмоциональные стереотипы изжили себя; пришло время переступить порог.
