Мифы и народные сказки всего мира убедительно показывают, что такой отказ по своему существу представляет собой нежелание отказаться от так называемых личных интересов. Человек видит в будущем не смерть за смертью и рождение за рождением, вместо этого его собственная система идеалов, добродетелей, стремлений и достоинств кажется ему чем-то незыблемым, непреходящим. Царь Минос присвоил божественного быка, вместо того чтобы принести его в жертву и исполнить божественную волю, он выбрал то, что счел выгодным лично для себя. И так он не выполнил того, что было ему предначертано свыше – и мы все видим, к каким разрушительным и трагическим последствиям это привело. Само божественное предначертание обернулось для него проклятьем; ибо очевидно, что, если человек себя обожествляет, то сам Бог, его воля и могущество, уничтожат эгоцентричную систему этого человека, и божество превратится в чудовище.
Я бежал от Него сквозь ночи и дни;
Я бежал от Него сквозь аркады лет;
Я бежал от Него по запутанным тропам
Ума своего; и в самом сердце страхов своих
Укрывался я от Него и среди звучащего смеха.
[75] Божество преследует человека день и ночь, отражая его собственное Я, заплутавшее в лабиринте психики, сбившейся с пути истинного. Нет пути к спасению: выхода нет. Человек лишь может, как Сатана, яростно цепляться за самого себя и жить в аду; или же быть незвергнутым и, наконец, раствориться в Боге.
«О безрассудный, слабый и слепой,
Я Тот, Кого ты ищешь!
Меня не принимая, ты гонишь от себя любовь».
Тот же таинственный голос слышен в призыве греческого бога Аполлона, обращенном к убегающей от него девушке Дафне, дочери речного бога Пенея, которую он преследует в долине.
«Нимфа, молю, Пенеида, постой, – кричит ей вслед бог, как в сказке лягушонок звал принцессу. – Не враг за тобою. Беги, умоляю, тише, свой бег задержи, и тише преследовать буду! Все ж полюбилась кому ты, спроси».
Ил. 13. Аполлон и Дафна (резьба по слоновой кости, коптское искусство). Египет, V в. н. э.
Больше хотел он сказать, но полная страха девушка мчится от него и его неоконченной речи. «Снова была хороша! Обнажил ее прелести ветер, сзади одежды ее дуновением встречным трепались. Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри. Бег удвоял красоту. И юноше-богу несносно нежные речи терять: любовью движим самою, шагу прибавил и вот по пятам преследует деву. Так на пустынных полях собака галльская зайца видит: ей ноги – залог добычи, ему ж – спасенья. Вот уж почти нагнала, вот-вот уж надеется в зубы взять и в заячий след впилась протянутой мордой. Он же в сомнении сам, не схвачен ли, но из-под самых песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти. Так же дева и бог, – тот страстью, та страхом гонимы. Все же преследователь, крылами любви подвигаем, в беге быстрей; отдохнуть не хочет, он к шее беглянки чуть не приник и уже в разметанные волосы дышит. Силы лишившись, она побледнела, ее победило быстрое бегство; и так, посмотрев на воды Пенея, молвит: “Отец, помоги! Коль могущество есть у потоков, лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ!” Только скончала мольбу – цепенеют тягостно члены, нежная девичья грудь корой окружается тонкой, волосы – в зелень листвы превращаются, руки же – в ветви; резвая раньше нога становится медленным корнем, скрыто листвою лицо, – красота лишь одна остается».
[76]
Как печально все закончилось, какое разочарование! Аполлон, солнце, властелин времени и бог плодородия, прекратил свою пугающую погоню и вместо этого просто назвал лавр своим любимым деревом, иронично рекомендуя плести из его листьев венки для победителей. Девушка отступила к образу своего родителя и там нашла защиту – подобно мужу, семейная жизнь которого не задалась, потому что его стремление к материнской любви мешало ему построить отношения с женой.
[77]
В литературе по психоанализу приводится множество примеров подобных отчаянных фиксаций. Они возникают в результате неспособности оставить свое детское эго, его эмоциональные отношения и идеалы. Детство становится для человека тюрьмой; отец и мать стоят на страже, а его робкая душа, боясь наказания,
[78] не в силах перешагнуть порог и родиться для жизни за его пределами.
Юнг описывает сновидение, которое очень напоминает миф о Дафне. Это сон того же молодого человека, что увидел себя в стране овец – то есть в стране, где невозможна самостоятельная жизнь. Его внутренний голос говорит: «Сначала я должен удрать от отца»; затем, несколькими ночами позднее, «Змея описывает круг вокруг сновидца, который стоит, вросши в землю как дерево».
[79] Это образ магического круга, в который личность была заключена дьявольской силой родителя, порождающего эту фиксацию.
[80] Под такой же защитой была и девственность Брунгильды, которая многие годы оставалась просто дочерью Всеотца Вотана под охраной круга огня. Она спала в безвременье, пока не пришел Зигфрид.
Маленькую Спящую красавицу усыпила завистливая ведьма (бессознательный образ злой матери). И в сон погрузилась не только Спящая красавица, но и весь ее мир; но, в конце концов, «после долгих и долгих лет» пришел принц и разбудил ее.
Король с королевой [сознательные образы хороших родителей], которые только что вернулись домой и входили в зал, стали засыпать, а вместе с ними и все королевство. Спали лошади в своих стойлах, собаки во дворе, голуби на крыше, мухи на стенах, да и огонь, который мерцал в очаге, застыл и погрузился в сон, а жаркое перестало кипеть. И повар, который собирался оттягать за волосы поваренка за то, что тот что-то забыл, оставил его в покое и уснул. И ветер утих, и ни один листочек не шевелился на деревьях. Затем вокруг замка начала расти колючая живая изгородь, которая с каждым годом становилась все выше, пока не закрыла все королевство. Она выросла выше замка, и уже ничего нельзя было увидеть, даже флюгер на крыше.
[81]
Однажды целый персидский город «обратился в камень» – царь с царицей, его жители и все вокруг – в наказание за то, что они не вняли зову Аллаха.
[82] Жена Лота обратилась в соляной столп в наказание за то, что оглянулась назад, когда Яхве велел ей покинуть город.
[83] Есть также сказание о Вечном Жиде, который был проклят бродить по Земле до Страшного Суда за то, что, когда Христос проходил мимо него, неся свой крест, этот человек, находивший среди людей, стоящих вдоль дороги, крикнул: «Пошевеливайся!». Непризнанный, оскорбленный Спаситель обернулся и сказал ему: «Я пойду, но ты останешься ждать до тех пор, пока я не вернусь».
[84]
