Ил. 35. Бодхидхарма (роспись по шелку). Япония, XVI в. н. э.
Психоанализ – это метод лечения людей, чрезмерно страдающих от бессознательно неверно направленных желаний и враждебностей, которые сплетают вокруг них свою паутину из нереальных страхов и амбивалентных зависимостей, освобожденный от них пациент оказывается способен относительно спокойно найти свое место в культуре своего времени с ее более реалистичными страхами и предубеждениями, эротическими и религиозными стремлениями, деловыми проектами, войнами, развлечениями и домашними заботами. Но для того, кто намеренно предпринял сложное и опасное путешествие за пределы своей общины, эти интересы также предстают как основанные на заблуждении. Потому целью религиозного учения является не излечение индивида с целью вернуть его к общим иллюзиям, а полное его отрешение от иллюзий, и не посредством изменения структуры желания (эроса) и враждебности (танатоса) – ибо это лишь создает новый контекст для иллюзии, а путем радикального «погашения» («деспирации») побуждений, направляя героя на славный буддийский Восьмиричный Путь.
Правильная Вера, Правильные Намерения,
Правильная Речь, Правильные Действия,
Правильная Жизнь, Правильные Старания,
Правильная Забота, Правильная Концентрация.
Когда окончательно «уничтожаются иллюзии, желания и враждебности» (нирвана), разум постигает, что у него были неверные представления обо всем об этом, и представления покидают его. Дух пребывает в своем истинном состоянии, и может пребывать в нем до тех пор, пока не сбросит с себя тело.
Звезды, тьма, лампа, призрак, роса, пена,
Сон, вспышка молнии и облако —
Так мы будем смотреть на все сотворенное.
[257] Однако Бодхисаттва не уходит от жизни. Отвратив свое внимание от внутреннего мира постижимой с помощью мыслей истины (которая может быть описана как «пустота», так как она выше речи), он вновь устремляет ее вовне, в миру явлений, он постигает там тот же океан бытия, который нашел внутри, ибо «Форма есть пустота, а пустота воистину есть форма. Пустота не отличается от формы, а форма не отличается от пустоты. Что есть форма, то и есть пустота; а что есть пустота, то есть форма. И то же самое относится к восприятию, имени, концепции и знанию».
[258] Преодолев иллюзии своего прежнего самоутверждающегося, самообороняющегося, направленного на самого себя эго, он познает, как внутри, так и снаружи, один и тот же покой. То, что он видит снаружи, является видимым аспектом великой, превосходящей мысль пустоты, обусловливающей его собственные восприятия эго, форму, ощущения, речь, концепции и знания. Он полон сострадания к существам, которые сами себе причиняют страдания, которые страдают от собственных кошмаров. Он поднимается, возвращается к ним и пребывает с ними как освободившийся от собственного эго, демонстрируя принцип пустоты во всей его простоте. В этом и состоит его великий «акт сострадания»; ибо посредством этого акта открывается истина – в понимании того, кто погасил в себе Тройственный Огонь Желания, Враждебности и Иллюзии, этот мир есть нирвана. Такой человек источает «волны благодати», несущие всем нам освобождение. «Наше существование в обыденном мире и есть сама Нирвана, и между ними не существует ни малейшего различия».
[259]
Таким образом, можно сказать, что современная цель терапии, которая заключается в том, чтобы вернуть пациента к жизни, может быть в конечном счете достигнута благодаря древнему религиозному учению, но Бодхисаттва движется по огромному кругу; и его отрешение от мира рассматривается не как недостаток, а как первый шаг на этом благородном пути, в отдаленной поворотной точке которого достигается понимание глубокой пустоты вселенского круга. Такой идеал хорошо известен и в индуизме, где человек, свободный в жизни (jīvan mukta), не имеющий желаний, сострадательный и мудрый «Истинный йог видит Меня во всех существах, и также видит все существа во Мне. Такой йог поклоняется Мне и всегда остается во Мне, что бы ни случилось».
[260]
Есть легенда об ученике Конфуция, который обратился к двадцать восьмому буддийскому патриарху, Бодхидхарме, с просьбой «успокоить его душу». Бодхидхарма ответил: «Покажи мне ее, и я ее успокою». На что конфуцианец сказал: «Вот в этом и есть моя беда, я не могу ее найти». Тогда Бодхидхарма сказал: «Твое желание исполнено». Конфуцианец все понял и ушел с миром.
[261]
Те, кто знает не только о том, что Вечный живет в них, но и о том, что и они, и все сущее есть Вечный, обитают в рощах исполняющих желания деревьев, пьют напиток бессмертия и всюду слышат благозвучную музыку вечного согласия. Они бессмертны. Даосские пейзажи Китая и Японии весьма выразительно передают божественность этого земного состояния. Четверо священных животных – феникс, единорог, черепаха и дракон – обитают в ивовых садах, бамбуковых рощах, среди слив, в дымке священных гор, невдалеке от благодатных сфер. Мудрецы с изможденными телами, но вечно молодыми душами медитируют среди этих скал, скачут верхом на странных волшебных животных среди вечных потоков или наслаждаются беседой за чашкой чая под звуки флейты Лай Цзай-хо.
Хозяйкой земного рая китайских бессмертных является сказочная богиня Хси Ванг My, «Золотая Мать Черепахи». Она живет во дворце на горе Кун-лун, где благоухают цветы, за золотой стеной вокруг сада, с зубчатыми башнями из драгоценных камней.
[262] Она – квинтэссенция западного ветра. Ее гостей на «Празднике Персиков», который устраивается, когда созревают персики, один раз каждые шесть тысяч лет, обслуживают грациозные дочери Золотой Матери в беседках и павильонах у Озера Драгоценных Камней. В нем струятся воды живительного источника. Подаются костный мозг феникса, печень дракона и другие мясные кушанья; персики и вино даруют бессмертие. Слышна музыка невидимых инструментов; песни слетают с бессмертных уст; танцы девушек воспевают радость вечности во времени.
[263]
