Когда Керидвен вернулась, она увидела, что все труды целого года пропали. Она схватила полено и стала бить бедного слепого по голове до тех пор, пока один его глаз не выскочил на щеку. И он сказал: «Напрасно ты покалечила меня, ибо не я виноват. Твоя потеря произошла не по моей вине». «Ты говоришь правду, – сказала Керидвен, – это Гвион-Бах обворовал меня».
И она пустилась за ним вслед. Он увидел это и, обратившись в зайца, метнулся прочь. Но она превратилась в борзую и бросилась за ним по пятам. Он нырнул в воду и стал рыбой. И она в образе выдры преследовала его под водой, пока он не обратился в птицу. Она же ястребом последовала за ним и в небе. Она уже была готова камнем упасть на него, когда он, в смертельном страхе, заметил вдруг на полу амбара кучу просеянной пшеницы, упал в зерна и превратился в одно из них. Тогда она стала черной курицей с высоким гребнем и подошла к пшенице и начала разгребать зерно своей лапой, нашла его и проглотила. И, как гласит история, она носила его девять месяцев, а когда разрешилась им, то не смогла убить, потому что он был очень красив. Тогда она положила его в кожаный мешок и бросила в море на милость Бога, двадцать девятого дня, месяца апреля.
[307]
Легенда о Гвион-Бахе дошла до нас как часть сказаний Талиесин в Мабиногионе, коллекции валлийских сказаний, переведенных Леди Шарлоттой Гест и изданных в четырехтомнике с 1838 по 1849 г. «Талиесин – Бард Бардов Запада мог быть реальной исторической личностью, жившим в VI в. н. э. во времена кородя Артура, сказания о котором возникли позже. Легенды и поэмы барда сохранились в манускрипте XIII в. «Книга Талиесина», вошедшей в четырехтомник «Четыре старинных валлийских книги» (См.: Gertrude Schoepperle. Tristan and Isolt. A Study of the Sources of the Romance. London and Frankfurt a. M., 1913.)
Ил. 46. Кардивен в облике гончей преследует Гвион-Баха в образе зайца (литография). Великобритания, 1877 г.
Мабиног (mabinog) – это валлийское слово, обозначающее ученика барда. Термин «мабиноги» (mabinogi) обозначает «обучение юношества» с использованием традиционного материала (мифы, легенды, поэмы), которые преподаются мабиногу и которые он должет заучить наизусть. Мабиногион – это термин, который обозначает множественное от мабиноги, он был придуман Шарлоттой Гест для ее перевода «Старинных валлийских книг».
Богатейшее наследие бардов Уэльса, так же как и в Шотландии и Ирландии, восходит к старинной богатейшей кельтской устной традиции. Их сказания пересказывались и были литературно обработаны христианскими миссионерами и авторами хроник, начиная с V в. н. э. и позднее, ими же были записаны старинные сказания и были предприняты попытки совместить эти древние легенды с постулатами Библии. В X в., в котором было создано немало замечательных романов, в основном в Ирландии, это старинное литературное наследие подверглось существенной литературной обработке и было осовременено. Кельтские барды появлялись при королевских дворах в средневековой Европе, кельтские темы зазвучали в творениях скандинавских скальдов. Значительная часть европейских волшебных сказок и литературных произведений из цикла легенд о короле Артуре, восходит к этому яркому периоду западной литературы.
[308]
Побег – излюбленный эпизод народной сказки, и существует немало ярких историй такого рода.
Буряты, живущие неподалеку от Иркутска в Сибири, например, рассказывают, что знания Моргон-Кара, их первого шамана, были столь велики, что он мог возвращать к жизни души умерших. Владыка Мертвых пожаловался на это Верховному Богу Небес, и тот решил испытать шамана. Он завладел душой одного человека и поместил ее в сосуд, закрыв отверстие своим большим пальцем. Этот человек заболел, и его родственники послали за Моргон-Карой. Шаман повсюду искал пропавшую душу. В лесу, в воде, в горных ущельях, в стране мертвых и, наконец, «сев верхом на свой барабан», он поднялся в верхний мир, где ему опять пришлось долго искать ее. В конце концов он заметил, что Верховный Бог Небес держит бутыль, зажав ее большим пальцем. Шаман тотчас догадался, что внутри нее и находится та самая душа больного, которую он ищет. Хитрый шаман превратился в осу. Он подлетел к богу и так ужалил его в лоб, что тот отдернул палец от отверстия, и плененная душа вылетела на свободу. А потом Бог увидел, как шаман Моргон-Кара, сидящий верхом на своем барабане спускается вниз к земле с освобожденной душой. Однако на этот раз его полет закончился не так благополучно. Ужасно рассердившись, Бог окончательно и бесповоротно уменьшил силу шамана, расколов его барабан надвое. Вот почему барабаны шаманов, на которые раньше (согласно этому рассказу бурятов) натягивалось два слоя кожи, с тех пор и поныне имеют только один.
[309]
Часто рассказывают как, убегая, герой оставляет вместо себя различные предметы, которые разговаривают его голосом и таким образом задерживают погоню. Маори из Новой Зеландии рассказывают о рыбаке, который, придя однажды домой, обнаружил, что его жена проглотила двоих их сыновей. Она лежала на полу и стонала. Рыбак спросил, что случилось, и жена сказала, что заболела. Он спросил, где двое их сыновей, а она сказала, что дети ушли. Но рыбак знал, что жена лжет. Своей магией он заставил ее отрыгнуть детей: они вышли из нее целыми и невредимыми.
После этого происшествия рыбак стал бояться своей жены и решил бежать от нее вместе с мальчиками при первой же возможности.
Когда людоедка ушла за водой, мужчина заколдовал воду и заставил ее схлынуть перед ней, так, чтобы ей пришлось уйти как можно дальше. Затем жестами он повелел хижинам, деревьям, растущим возле деревни, свалке мусора и храму на вершине холма отвечать за него, когда жена вернется и станет звать их. Он бежал с детьми к своему каноэ и поднял парус. Женщина вернулась и, никого не найдя, начала звать их. Первой ответила мусорная куча. Женщина направилась в ее сторону и позвала снова. Ответили дома; затем откликнулись деревья. Один за другим различные предметы, расположенные поблизости, отвечали ей, и, сбитая с толку, она бросалась в разные стороны. Она ослабела, начала тяжело дышать и всхлипывать, а затем наконец поняла, что ее перехитрили. Она поспешила к храму на вершине холма и вгляделась в море, где каноэ уплыло так далеко, что стало казаться пятнышком на горизонте.
[310]
