Глава IV
Ключи
Путешествие героя
Герой мифа, покинув свой родной дом – хижину или замок, хитростью или колдовством заманивается, переносится или по собственной воле отправляется на поиски приключений. Там он встречается с призраком, который стережет порог. Герой может одолеть эту силу или расположить ее к себе и живым войти в царство тьмы (это может быть битва с братом, битва с драконом, подношение, заклинание) либо может быть убит своим противником и пасть замертво (подвергнуться расчленению, распятью). Преодолев порог, герой странствует в мире незнакомых ему сил, с которыми ощущает удивительную общность, одни из них угрожают ему (и устраивают испытания), другие волшебным образом помогают. Когда мифологическое путешествие приводит героя к абсолютному упадку, ему предстоит решающее испытание, и он завоевывает свою награду. Его победа может быть символически представлена как брачный союз с матерью-богиней мира (священный брак), как его признание отцом-создателем (примирение с отцом), или как обожествление героя (апофеоз), или же – если потусторонние силы остаются враждебными – миф повествует о похищении драгоценного дара, за которым он пришел (невесты, огня), в сущности, происходит сдвиг рамок сознания, и тем самым пределов бытия (просветление, преображение, освобождение). Путь пройден, и теперь нужно вернуться. Если трансцендентные силы благословили героя, тогда он отправляется в обратный путь под их защитой (посланник), если же этого не произошло, то он бежит, а за ним гонятся по пятам (и он претерпевает превращения или преодолевает препятствия). У порога, ведущего обратно, трансцендентные силы должны остаться позади, герой выходит из царства страха (возвращение, воскрешение). Драгоценный дар, который он приносит с собой, возрождает мир (эликсир).
Какими только деталями ни обрастает эта простая мифологическая схема! Во многих легендах выделяются и развиваются один или два типичных элемента полного цикла приключений героя (испытание, побег, похищение невесты), в то время как другие выстраивают в один ряд несколько независимых циклов (как в «Одиссее»). В повествовании могут совмещаться несколько разных типов персонажей и эпизодов или какой-то один момент может повторяться и воспроизводиться в разных вариантах.
Общие схемы мифов и сказок могут подвергаться различным изменениям и искажениям. Архаичные черты, как правило, или исчезают, или стираются. Заимствования переосмысливаются в соответствии с местными условиями или верованиями, и таким образом редуцируются. Кроме того, поскольку сюжеты бесчисленное количество раз пересказываются из поколения в поколение, они неизбежно претерпевают случайные или намеренные искажения. Чтобы объяснить смысл таких элементов, утративших смысл в силу тех или иных обстоятельств, слушателям предлагаются более поздние толкования, нередко весьма изобретательные.
[353]
В эскимосской легенде о попавшем в чрево кита Вороне, эпизод о палочках для разведения огня подвергся искажению и последующей рационализации. Архетип героя, очутившегося в чреве кита, широко известен. Обычно его основная задача заключается в том, чтобы развести огонь с помощью этих палочек внутри чудовища и таким образом погубить его и выйти на волю. Разведение огня в этом случае символизирует половой акт. Две палочки: палочка – гнездо и палочка – веретено – соответственно символизируют женское и мужское начала; пламя – это рождение новой жизни. Герой, разжигающий огонь внутри кита, символизирует священный брак.
Но в нашей эскимосской легенде эта история о разведении огня претерпела изменения. Женское начало было воплощено в образе красивой девушки, которую Ворон встретил в огромной комнате внутри чудовища; между тем слияние мужского и женского начал отдельно символизировалось капающим из трубы в горящую лампу маслом. Вкушение Вороном этого масла и символизировало его участие в акте. Вызванный этим катаклизм представляет типичный перелом в момент упадка, конец старой эры и начало новой. Последующее освобождение Ворона символизирует чудо возрождения. Таким образом, поскольку изначальная роль палочек для разведения огня уже теряла смысл, для того, чтобы найти им место в сюжете, был придуман неплохой и занимательный эпилог. Оставив палочки для разведения огня в брюхе кита, Ворон смог преподнести их находку как дурной знак и этим отпугнул людей, а сам вволю попировал «на китовых поминках». Этот эпилог пример прекрасной поздней переработки сюжета. Здесь подчеркивается хитрость героя, но это не имеет отношения к тому, как строилось исходное повествование.
На более поздних стадиях развития мифов ключевые образы часто теряются во вторичных переработках сюжета, как иголки в стоге сена; ибо, когда цивилизация перешла от мифологических представлений к более реалистичным, старые образы уже не так остро воспринимались или вызывали неприятие. В Греции эпохи эллинизма и в Римской империи древние боги были низведены до ранга простых покровителей, домашних животных или литературных героев. Непонятные, доставшиеся по наследству темы, например тема Минотавра – темного и ужасного воплощения ночного древнеегипетско-критского образа божественного царя и воплощения бога солнца, – подверглись рационализации и были переосмыслены так, чтобы удовлетворять целям того времени. Гора Олимп погрузилась в мелочные скандалы и любовные интрижки, а матери-богини превратились в истеричных нимф. Мифы стали похожи на фантастические любовные романы. Так произошло и в Китае, где моральные постулаты конфуцианства почти полностью лишили древние мифологические образы их изначального величия; а сегодняшняя официальная мифология представляет собой собрание историй о сыновьях и дочерях провинциальных чиновников, которые за то или иное услужение своей общине были возвышены почти до божественного состояния в глазах своих благодарных подопечных. И в современном прогрессивном христианстве Христос, Воплощение Логоса и Спаситель Мира, – это в первую очередь историческое лицо, безобидный, провинциальный мудрец из полувосточного прошлого, который проповедовал милосердную доктрину «относись к другим так, как хотел бы, чтоб они относились к тебе», но, несмотря на это, его все равно казнили как преступника. Обстоятельства его смерти – это прекрасный урок цельности личности и духовной силы.
Если поэзия мифа интерпретируется как биография, история или наука, это ее убивает. Живые образы превращаются в смутные факты далекого прошлого или божественного Бытия. Кроме того, несложно продемонстрировать, что уравнивать миф с наукой и историей – это абсурд. Когда цивилизация начинает так переосмысливать свою мифологию, она становится безжизненной, храмы становятся музеями, миф и цивилизация оказываются отрезаны друг от друга. Именно такое несчастье постигло и Библию, и в значительной мере все христианское вероучение. Чтобы вдохнуть жизнь в древние образы, нужно не искать параллели с сегодняшней действительностью, а искать в прошлом источники вдохновения. Когда они найдены, обширные пространства иконографии, которая, казалось, была давно мертва, снова открывают для нас свои вечные общечеловеческие ценности.
