А после битвы, разбив остатки многочисленного воинства Тиамат, вавилонский бог вновь вернулся к матери мира:
И владыка на спину Тиамат наступил
И своей беспощадной клюкою разбил ее череп.
Он выпустил из жил ее кровь,
Чтоб северный ветер унес ее прочь в потаенное место…
Затем властелин остановился, воззрившись на ее
мертвое тело,
…И замысел коварный созрел в уме его.
И тогда распластал он ее, как рыбу
на две половины;
Одну половину установил он как небесный,
все покрывающий свод.
И поставил запоры и выставил стража,
Чтобы сдержать ее воды.
Он обошел небеса и обозрел все пределы,
И над самою Пучиной поместил он обитель для Нудиммуда
И отмерил дно у бездонной Пучины Владыка…
[406] Совершив этот подвиг, Мардук раздвинул верхние воды, подперев их сводом, а нижние воды опустил на дно. И потом в срединном мире между ними он сотворил человека.
В мифах постоянно содержатся подтверждения того, что конфликт в сотворенном мире не то, чем кажется. Убитая и расчлененная Тиамат вовсе не уничтожена окончательно. Если рассмотреть хаос под другим углом зрения, можно заметить, что хаос-чудовище расчленяется с его собственного согласия, и его фрагменты перемещаются в надлежащее место. С точки зрения этих сотворенных форм, все осуществляется как бы могущественной рукой через опасности и страдания. Но если попытаться взглянуть на все изнутри самого порождающего эманации присутствия, то становится очевидно, что и сама плоть поддается с готовностью терзающей ее руке, и сама эта рука в конечном счете действует по воле самой жертвы и с ее согласия.
В этом и заключается основной парадокс мифа: его двойственность. Если в начале космогонического цикла можно было сказать: «Бог не вмешивается», но в то же самое время «Бог есть создатель, заступник и разрушитель», то теперь с точки зрения логики этого переломного момента, где Единое разбивается на множество, судьба «случается», и в то же время «осуществляется ее предназначение». С точки зрения источника, мир – это величественная гармония форм, которые в бытие разрываются на части и растворяются в нем. Но эти быстротечные формы испытывают боль, их оглушают воинственные крики. Мифы не отрицают этих страданий (как в историях о распятии); но указывают на то, что и в самих этих страданиях, и до того, как они начались, и после – царит покой, отражающий суть бытия (небесную розу).
[407]
В истории о грехопадении Адама и Евы в райском саду показано, как изначальный покой сменяют периферийные возмущения низшего порядка. Адам и Ева вкусили запретный плод, «и открылись глаза у них обоих».
[408] Блаженство рая теперь для них заказано, и они увидели поле творения по другую сторону завесы, раньше отделявшей от них мир. Отныне они испытают неизбежное в поте лица своего.
6. Народная мифология о сотворении мира
В отличие от глубоко иносказательного стиля космогонических мифов бесхитростные народные сказки поражают простотой. Они и не пытаются проникнуть в глубокие тайны вселенной, и это сразу заметно. Через туманную завесу безвременья смутно проступает образ творца, который придает миру формы. Мечты – это глина, из которой он лепит свои творения, это длительный, текучий и обтекаемый материал. Земля еще не затвердела; многое еще предстояло совершить, чтобы люди будущего смогли жить на ней.
Необходимо жестко разграничить мифологии по-настоящему примитивных народов (рыбаков, охотников, добытчиков корней, собирателей ягод) и цивилизаций, которые возникли благодаря развитию сельского хозяйства, производства молока и скотоводства, с 6 тысячелетия до н. э.). Многие цивилизации, которые мы квалифицируем, как примитивные, являются по сути, колониальными, то есть в них культура более высокого порядка растворена в местной культуре и адаптирована к ней таким образом, чтобы удовлетворять потребности общества с более простой структурой. Чтобы избежать подобной путаницы, я называю неразвитые или деградировавшие традиции «народной мифологией». Термин адекватен для использования в элементарных сопоставительных исследованиях универсальных форм, при этом он не будет столь же эффективен для точного исторического анализа.
Старейший странствовал, рассказывают индейцы племени черноногих (монтана), он создал людей и расставил вещи по порядку.
Он пришел с юга на север, создавая животных и птиц по мере того, как продвигался вперед. Он создал горы, и прерии, и леса, и первые кустарники. Так он шел и шел вперед, на север, создавая вещи на своем пути, и заструились реки тут и там, и заструились водопады на них, он красил тут и там землю в красный цвет – делая этот мир таким, каким мы и видим его сегодня. Он создал Млечный Путь (Тетон) и пересек его, потом утомился, взошел на холм и прилег отдохнуть. Когда он лежал на спине, вытянувшись на земле, с распростертыми руками, он оградил себя камнями, отметив очертания своего тела, головы, ног, рук и всего остального. Вы можете увидеть здесь эти скалы и сегодня. Отдохнув, он пошел на север, споткнулся о холм и упал на колени. Тогда он сказал: «Плохой ты, спотыкаются о тебя», приподнял два больших камня и назвал их Колени, так они и называются по сей день. И пошел он дальше на север, а из камней, что нес с собой, построил Благоухающие Травяные Холмы.
Однажды Старейшина понял, что необходимо сделать женщину и ребенка, поэтому он слепил их – и женщину и ее сына – из глины. После того, как он придал глине человеческую форму, он сказал глине: «Из тебя должны выйти люди», и затем накрыл ее и, оставив так, ушел прочь. На следующее утро он пришел к тому месту, снял покрывало и увидел, что глиняные формы начали меняться. К следующему утру появились новые изменения, а на третье – еще больше. На четвертое утро он пришел к тому месту, снял покрывало, посмотрел на фигуры и приказал им встать и идти, и они пошли. Они отправились к реке со своим Создателем, и тогда он сказал им, что его имя На Пи, Старейший.
Когда они остановились у реки, женщина сказала: «Будем ли мы жить всегда, не ведая конца?» Он сказал: «Я никогда не думал об этом. Мы должны решить это. Я возьму эту буйволиную лепешку и брошу ее в реку. Если она поплывет, то, умирая, люди через четыре дня будут снова оживать; они будут оставаться мертвыми лишь на четыре дня. Но если она утонет, то им будет положен конец». Он бросил лепешку в реку, и та поплыла. Женщина нагнулась, подняла камень и сказала: «Нет, я брошу этот камень в реку, если он поплывет, то люди будут жить вечно, а если он утонет, то люди будут умирать, таким образом они смогут испытывать жалость друг к другу». Женщина бросила камень в воду, и он утонул. «Ну вот, – сказал Старейшина, – вы сделали выбор. Всем людям будет назначен конец».
[409]
