После этого Мвуетси заболел. На другой день не было дождя. Растения высохли. Реки и озера высохли. Животные умерли. Начали умирать люди. Много людей умерло. Дети Мвуетси спрашивали: «Что же нам делать?» Дети Мвуетси сказали: «Мы бросим священные кости хаката и погадаем». Ответ им был таков: «Мвуетси стал старым и дряхлым Мамбо. Отправьте Мвуетси назад в Дзивоа».
Тогда дети задушили и похоронили Мвуетси. Вместе с ним они похоронили Моронго. Моронго также прожила два года при дворе Мвуетси – в его Зимбабве»
[425].
[426]
Очевидно, что каждая из трех описанных стадий первоначального сотворения мира символизирует определенный период в развитии мира. Сюжет происходящего, похоже, предопределен, словно мы уже наблюдали его когда-то; об этом говорят и предупреждения Верховного Бога. Но Лунному Человеку, Могущественному Живому Существу, не откажут в праве самому вершить свою судьбу. Диалог на дне озера совершается между вечностью и временем, где решается «вопрос жизни»: быть или не быть. Неутолимому желанию дают волю: движение начинается.
Жены и дочери Лунного Человека олицетворяют его судьбу и заставляют события развиваться в ускоренном темпе. Эволюционирует воля Лунного Человека, пробуждающая жизнь, а вместе с ней – претерпевают метаморфозы достоинства и облик богини-матери. Рожденные самой природой, две первые жены наделены предчеловеческими и надчеловеческими качествами. Но космогонический круг все продолжает свое движение, человечество растет, изменяя свои первобытные формы, космические прародительницы исчезают, и на их место приходят обычные мужчины и женщины. Поэтому старый отец-прародитель в своем сообществе становится метафизическим анахронизмом. Когда в конце концов он устает от людей и пытается вернуться к своей жене, даровавшей ему плодородие, его поступок истощает мир, но вскоре этот мир вновь обретает свободу, и все приходит в движение. Инициатива передается сообществу детей. Символические фигуры родителей, огромные, как образы в сновидениях, погружаются в первозданный хаос. На обжитой земле остается только человек. Начинается новый жизненный цикл.
Ил. 67. Лунный царь и его народ (наскальная живопись). Зимбабве, 1500 г. до н. э.
3. Животворящее лоно
Мир человеческой жизни теперь создает проблемы. Подчиняясь воле королей и следуя наставлениям жрецов, которые возвещают божественную волю, например бросая священные кости хаката, чтобы узнать волю богов, как в мифе о Мвуетси (см. выше), поле зрения человека сужается настолько, что главные линии человеческой комедии теряются в переплетении противоречий. Врдение будущего сужается, оно лишь отражает свет и доступные непосредственному восприятию грани существования. Глубины сомкнулись и стали неразличимы для человеческого понимания. Страдания человечества усугубляются тем, что оно больше этих глубин не видит. Люди совершают ошибку за ошибкой, и это грозит катастрофой. Крохотное эго присвоило себе право высшего «я» выносить суждения.
Это вечная тема мифа, об этом нам часто горестно возглашают пророки. Люди жаждут встретить того, кто снова станет олицетворением божественного в мире исковерканных тел и душ. Эта мифологема, знакомая нам из нашей собственной традиции, возникает повсюду, хотя и в разных обличьях. Когда фигура Ирода (высшего выражения неуправляемого, упрямого эго) низвергает человечество в состояние духовного ничтожества, сами собой приходят в движение скрытые силы жизненного цикла. В далекой деревушке рождается девушка, которая сохранит себя незапятнанной мирскими грехами своего поколения: в мир людей приходит уменьшенная копия космической женщины, невеста ветра. Ее нетронутое лоно подобно изначальным глубинам, готово призвать к себе изначальную силу, которая оплодотворяет пустоту.
«И вот однажды, когда Мария стояла у колодца, чтобы наполнить кувшин, ангел Господен появился перед ней, сказав: Благословенна ты, Мария, ибо в своем чреве ты приуготовила обитель для Господа. Вот, свет с небес войдет и будет обитать в тебе, и через тебя будет сиять во всем мире».
[427]
Эту историю рассказывают повсеместно; и сходство главных поворотов сюжета так велико, что первые христианские миссионеры были вынуждены думать, что такое сходство историй – проделки дьявола, который пародирует их учение, где бы они ни появились. Фрай Педро Симон в своих «Исторических заметках» (Noticias historiales de las conquistes de Tierra Firme en las Indians Occidentales, Cuenca, 1627) сообщает, что:
когда миссионеры начали проповедовать среди народов тунья и согамоццо в Колумбии (Южная Америка), демон этих мест стал в отместку создавать свои похожие истории. В том числе он старался дискредитировать то, что священник рассказывал о Воплощении, заявляя, что оно еще не произошло; но что теперь Солнце осуществит это, оплодотворив утробу девы из селенья Гуачета, и она понесет от солнечных лучей, пребывая невинной. Эта весть разнеслась по всей округе. И случилось так, что староста упомянутой деревни имел двух дочерей в девичестве, каждая из которых желала, чтобы чудо произошло с ней. Поэтому они стали выходить из жилища отца каждое утро с первыми проблесками зари; и поднимались на один из многочисленных холмов вблизи селения, располагаясь таким образом, чтобы первые лучи солнца могли свободно освещать их. Это происходило много дней, по наущению дьявола, но и не без божьего промысла (ибо его пути неисповедимы), во исполнение того, что было им задумано. В результате одна из дочерей понесла, как она утверждала, от солнца.
Девять месяцев спустя она произвела на свет большой и ценный hacuata, что на их языке означает изумруд. Женщина взяла его и, закутав в ткань, запрятала его между своих грудей. Там она хранила его много дней, пока он не ожил. Все как по наущению дьявола. Ребенка назвали Горанчачо. Он рос в доме своего деда, старосты, пока ему не исполнилось 24 года.
Затем он проследовал с триумфальной процессией до столичного города, и повсюду его чествовали как «Дитя Солнца».
[428]
Индуистская мифология рассказывает о девушке Парвати, дочери Гималайя, короля гор, которая ушла высоко в горы, чтобы вести строгую аскетическую жизнь. Тиран-исполин по имени Тарака захватил власть над миром. Согласно пророчеству только сын высшего бога Шивы мог свергнуть его. Однако Шива был истинным богом йоги – бесстрастным, одиноким, погруженным в медитацию. Его невозможно было подвигнуть на рождение сына.
