Кане, жестокий дядя Кришны, захвативший престол своего отца в городе Матхура, однажды услышал голос, который сказал ему: «Родился враг твой, смерть твоя неизбежна». Кришну и его старшего брата Балараму тайно унесли от колыбели их матери к пастухам, чтобы уберечь их от этого индуистского Нимрода. Он послал за детьми демонов – демоническая женщина Путана, пытавшаяся отравить Кришну ядовитым молоком, была первой из них – но у нее ничего не получилось. Когда все его козни потерпели крах, Кане задумал заманить юношей в город. К пастухам отправили гонца с приглашением на жертвоприношение и большой турнир. Приглашение было принято. Пастухи и братья вместе с ними пришли и разбили лагерь за городской стеной.
Кришна и его брат Баларама отправились посмотреть на чудеса города. Там были большие сады, дворцы и рощи. Они встретили мойщика белья и попросили его дать им какую-нибудь красивую одежду; когда тот засмеялся и отказал им, они отобрали у него одежду силой и очень развеселились при этом. Затем горбунья попросила Кришну позволить ей натереть его тело сандаловой мазью. Он подошел к ней, стал своими ступнями на ее ступни и, положив ей под подбородок два пальца, поднял ее вверх и таким образом сделал ее фигуру прямой и стройной. И он сказал: «Вот убью Канса и вернусь к тебе».
Братья пришли на ристалище, когда там никого не было. Здесь был установлен лук бога Шивы, огромный, как пальмовое дерево, большой и тяжелый. Кришна подошел к луку, натянул его и с громким треском сломал. Кане в своем дворце услышал этот звук и пришел в ужас.
Тиран послал воинов, чтобы те убили братьев в городе. Но братья побороли солдат и вернулись в свой лагерь. Они рассказали пастухам, что их прогулка была интересной, затем поужинали и легли спать.
В эту ночь Кансу снились зловещие сны. Когда он проснулся, то приказал готовиться к состязанию, а трубачам трубить сбор. Кришна и Баларама появились, притворившись бродячими актерами, в компании своих друзей пастухов. Когда они вошли в ворота, им встретился разъяренный слон, могучий, как десять тысяч обыкновенных слонов, готовый растоптать их. Погонщик направил его прямо на Кришну. Баларама нанес слону своим кулаком такой удар, что тот остановился и попятился. Погонщик снова погнал слона, но братья вновь сокрушили его, он упал на землю и тут же умер.
Юноши вышли на поле. Каждому они представали в том обличье, которое отражало собственную сущность наблюдавшего человека: борцы думали, что Кришна борец; женщины были очарованы их красотой; боги знали, что он их повелитель, а Кане думал, что он Мара, воплощение Смерти. Расправившись со всеми посланными против него борцами и убив напоследок сильнейшего из них, Кришна вскочил на царский помост, стащил за волосы тирана и убил его. Люди, боги и святые были восхищены, но жены царя вышли вперед, оплакивая его. Кришна, видя их горе, утешил их с присущей ему мудростью: «Мать, не нужно так отчаиваться. Никто не может жить и не умереть. Представить, что обладаешь чем-то – это заблуждение; никто не является ни отцом, ни матерью, ни сыном. Есть только непрерывный круг рождения и смерти».
[454]
В легендах о спасителе период одиночества предстает как расплата за грехопадение человека (Адам в раю, Джамшид на троне). Но с позиции космогонического цикла постоянная смена справедливости и подлости – это неотъемлемая черта времени. В истории наций, точно так же, как и в истории вселенной, эманация ведет к растворению, юность ведет к старости, рождение – к смерти, животворная энергия – к мертвому грузу инерции. Жизнь вскипает, низвергая формы, затем убывает, оставляя позади лишь пустые обломки. Золотой век, правление императора мира, чередуется в пульсации жизни с пустыней, с правлением тирана. Бог, который был творцом, под конец становится разрушителем.
Ил. 74. Юный бог маиса (каменная скульптура, майя). Гондурас, 680–750 гг. н. э.
С этой точки зрения, тиран-людоед символизирует отца в той же степени, что и прежний повелитель вселенной, чье место он захватил, или же тот просветленный герой (сын), который должен прийти ему на смену. Он воплощает устои общества в той же мере, в которой новый герой приносит с собой перемены. И поскольку каждый момент времени вырывается на свободу, освобождаясь от пут предшествующего момента, так и жадный дракон изображается как представитель предшествующего поколения спасителя мира.
Точнее говоря, задача героя состоит в том, чтобы разрушить сдерживающий аспект отца (дракона, подстрекателя испытаний, изверга-царя) и освободить от его оков жизненные энергии, которые будут продолжать подпитывать вселенную.
Это может быть сделано либо по воле отца, либо вопреки ей; он [Отец] может «выбрать смерть для своих детей» или же может случиться так, что Боги предопределят страдания отцу, принося его им в жертву. Эти мифологические концепции не противоречат друг другу, а различными способами передают одно и то же содержание; в действительности и победитель Дракона и сам Дракон, приносящий жертву и жертва, это явления одного и того же порядка – там, за кулисами, где нет противопоставления противоположностей, но на сцене они – смертельные враги – там, где разворачивается вечная война между Богами и Титанами. В любом случае Отец-Дракон остается Плеромой и, выдыхая энегрию, он не умаляет своей мощи, так же и не приобретая ничего, если получает ее обратно. Он – наша Смерть, от которой зависит наша жизнь; и на вопрос: «Смерть одна или их много?» – ответ будет: «Она одна, потому что бог один, но их много, потому что он здесь в своих детях».
[455]
Кто вчера был героем, завтра станет тираном, если не принесет себя в жертву сегодня.
С точки зрения настоящего, в заботе о будущем столько безрассудства, что это уже похоже на нигилизм. Слова Кришны, спасителя мира, обращенные к женам мертвого Канса, исполнены пугающего подтекста; как и слова Иисуса: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир принес я вам, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. Ибо враги человеку – ближние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня».
[456] Чтобы защитить неподготовленных к восприятию этих истин, мифология прячет подобные запредельные откровения за полунамеками, при этом настойчиво и постепенно подводя к ним в форме наставлений. Спаситель, который устраняет тирана-отца, затем сам вступает на престол (подобно Эдипу), занимая место своего родителя. Но чтобы смягчить брутальность отцеубийства, в легенде вместо отца фигурирует некий жестокосердный дядя или узурпатор Нимрод. Но намек на факт остается. Когда приходит осознание происходящего, вся картина замыкается: сын убивает отца, но сын и отец – это одно целое. Загадочные фигуры снова растворяются в первичном хаосе. В этом заключается смысл конца (и возрождения) мира.
