— Как были распределены роли в вашей фирме? Кто за что отвечал?
— Я занимался финансами и развитием, он отвечал за материально-техническую базу.
— Кто из вас был старший? Чья подпись была первой, решающей?
— С момента создания «Мясного рая» мы с Владимиром договорились так: без обоюдного решения никаких документов не подписывать. Даже если кто-то из нас по тем или иным причинам отсутствует.
— Значит, на всех документах должны были стоять две подписи, ваша и Спицына?
— Да.
— Понятно. А чья идея была участвовать в тендере?
— Спицына. Я сначала сомневался, потянем ли мы, но он убедил меня, даже предложил генеральный план технического развития предприятия. Кстати, в нем были финансовые выкладки, что несвойственно для него.
— Почему?
— Деньги его интересовали в последнюю очередь. Главным был успех и осознание того, что он делает полезную и нужную работу. Володя даже придумал себе девиз: «Качество не роскошь, а естественная потребность». Смешно, правда? — Лукьянов попробовал улыбнуться, но его лицо тут же скривилось в болезненной гримасе.
— Это с какой стороны посмотреть, — заметил Ильин.
— И то верно. — Из уголков глаз Дениса непроизвольно потекли слезы. — Порой с ним было трудно, — продолжил Лукьянов. — Но я сразу вспоминал, что без Спицына «Мясной рай» не добился бы таких высот, и все как-то устаканивалось. В животноводстве он был просто гений.
— У вас никогда не появлялось желание его убить? — рискнул задать провокационный вопрос Ильин.
— Вы что, с ума сошли? — взвыл Лукьянов. — Я скорее свою жену на тот свет отправлю. — Он задохнулся от приступа боли.
— Спокойнее, Денис Николаевич. Это стандартный вопрос. Работа у меня такая, — ровным тоном проговорил Ильин. — Прошу вас вспомнить, что происходило с вами в день убийства. Слышите меня, подробно.
— С какого момента?
— С того, как вы проснулись.
— Я в ту ночь очень плохо спал, мне снились кошмары. Да что я говорю. В последнее время они меня постоянно доставали, но эти были особенные.
— А вы не могли бы рассказать о них?
— Это имеет отношение к делу?
— В вашем случае все имеет. Рассказывайте.
— Это началось месяца полтора назад. Сначала были просто детские ужастики. Пауки, змеи, мерзость всякая. Потом все хуже и хуже. То я тонул, причем даже чувствовал воду в легких, то горел, знаете, как будто с головы до ног облитый бензином, то меня пытали, в общем, что-то со мной делали. Но в эту ночь мне приснилось, что из картины, висящей в моем кабинете, вылезают монстры. Я их знаю! Не поименно, конечно, а как-то внутренне. Они сливаются со мной, а я — с ними. Они во мне, а я в них. Я пытаюсь избавиться от этих уродцев, выдернуть их из себя. Мои руки проникают в тело, цепляют тварей и вытаскивают наружу. Но это не они, а мои внутренности: печень, сердце, кишки. Я хочу запихнуть все обратно, но органы выскальзывают из рук, падают на пол и ползут к картине сами по себе, оставляя кровавый след. Монстры прыгают рядом, скалятся, пинают их. Я чувствую боль, не могу терпеть ее, она повсюду, я дышу ею. Мне жутко. Это не обычный страх, он только в глазах. Я хочу стереть его, но он прячется в моей голове и показывает на сейф, скрытый за картиной. Я знаю, что там лежит мой «браунинг», и понимаю, что только он сможет избавить меня от боли и страха. Я открываю сейф, достаю пистолет, смотрю в его дуло, а все вокруг меня шепчет: «Давай, нажми!» Я давлю на курок. Моя голова разлетается на куски. Теперь я все и ничто, мир и пустота, свет и тьма. Твари тянут мое тело в картину, она поглощает его, довольная, сытая, смеется. Они пляшут и исчезают один за одним. Я тоже больше не существую. — Лукьянов отвернулся к стене и тихо сказал: — Простите меня, я очень устал. Давайте продолжим завтра.
Андрей медленно поднялся, кинул внимательный взгляд на Лукьянова, задумчиво кивнул и молча вышел из палаты.
Глава 16
— И она на тебя прыгнула? — утирая слезы, выступившие от смеха, спросил Грибин.
— Ты прикинь! Она вцепилась в меня и давай скакать! «Возьми меня, мой сильный тигр», а от самой перегарищем на километр разит. Насилу вырвался. Выбегаю на улицу, глядь, а я в носках, ботинки в руке.
— Блин, Леха, погоди, пресс уже болит. — Михаил схватился за живот и, не переставая смеяться, сложился пополам.
— Нет, а чего ты ржешь? Посмотрел бы я на тебя в этой ситуации, — смущенно сказал Копылов. — Сын за границей, муж в тюрьме. Вот тетка вразнос и пошла. Мне ублажать ее, что ли? Достаточно того, что я выслушал это бабское нытье о несостоятельности мужа как мужчины.
— Простите, Алексей, может, у нее просто гипертрофированные материнские инстинкты? — улыбаясь, предположила Гусева.
— Может. Только матери, когда укладывают детей в кровать, обычно поют им колыбельные песни, а не дышат в нос алкоголем и не стонут так истошно.
— Да, Леха! Растоптала Наталья Петровна Лукьянова твое либидо как опавшую ягоду, — заявил Грибин.
— Поосторожней с выражениями, — огрызнулся Алексей. — Но по сути ты прав. Внутри такое противное чувство, будто съел несвежую шаурму. Тошнит, одним словом.
— Алексей, в таком случае нужно заесть это чувство кем-нибудь свежим и сочным, — пошутила Гусева.
— Юлия Максимовна, и вы туда же! — прогундел Алексей.
— Что за смех? — спросил Ильин, открыв дверь в оперативный отдел.
В кабинете мгновенно воцарилось молчание. Все трое устремили взгляды на хмурое лицо Андрея.
— Михалыч, что с тобой? — осторожно спросил Алексей.
— Ничего, — спокойно ответил Ильин. — Просто рука побаливает.
— Рука? — удивился Копылов. — Когда ты ее повредил, в десять раз лучше выглядел. Что случилось?
— Леха, отвянь. Все нормально. Ну так над чем смеемся?
Гусева встала из-за стола и сказала:
— Андрей Михайлович, Алексей рассказывал, как он съездил к Лукьяновой.
— Зачем? Я тебя туда посылал? — Ильин грозно посмотрел на Копылова.
— Нет, — попытался оправдаться Алексей. — Она мне сама позвонила. Я к ней смотался и добыл немало интересной информации.
— Тогда с тебя и начнем. Через пять минут у меня, — сказал Ильин и ушел в свой кабинет.
— Что это было? — тихо спросил Грибин.
— Не представляю. Я его таким никогда не видел, — шепотом ответил Копылов. — Никто не знает, куда он ездил?
Михаил и Юлия Максимовна одновременно пожали плечами.
— Так, друзья-товарищи. Дело пахнет даже не керосином, а девяносто восьмым бензином с турбоприсадкой. Надеюсь, вы все подготовили? — спросил Копылов.
— Даже больше, — ответил Грибин.
