– Но это же как эмблема, как… – начала распинаться одна из девиц.
– Это? – я не выдержала и весьма красноречиво окинула взглядом их внешний вид. – Простите, но мне бы не понравилось, если бы рядом появился кто-то очень похожий на меня. И уж тем более я ни за что бы не стала становиться, как все. Поэтому… – я бросила извиняющийся взгляд на подругу, – поэтому, если моя внешность – такая, какая есть, – помеха, значит, не судьба. И прошу нас извинить, у нас дела еще есть, – уже вставая, произнесла я и с облегчением заметила, что Милания поднимается следом за мной.
Из столовой выходили под не то чтобы недобрыми, скорее, шокированными взглядами не только девиц из общества «Лемборнских дев», но и ставших случайными свидетелями студентов. Нет, конечно же, то, о чем мы говорили, никто услышать не мог, но даже и без этого со стороны несложно было догадаться, что мы с Миланией посмели бросить вызов девицам из элитного женского общества.
– Наверное, теперь нас не примут, – уже выйдя на улицу, вздохнула подруга. – Но ты не подумай, я тебя не виню. Если у них пунктик относительно внешности, то я тоже с этим совершенно не согласна, – выпалила она и тут же, словно вспомнив о чем-то, схватила меня за руку и потащила к входу в здание нашего общежития.
Всю недолгую дорогу я прокручивала в памяти состоявшийся в столовой разговор. Полбеды, если нас просто не примут, хуже, если зачислят в стан врагов. Думаю, если они имеют здесь статус неприкосновенности, то в их арсенале найдется немало способов отплатить за несговорчивость.
Стоило войти в нашу комнату, и взгляду предстала не самая приятная картина: на кровати Милании сидит злющая, как фурия, Адриана и комкает в руках доставленный графом конверт. Меня аж передернуло. На душе тошно стало от вида того, как ее вечно холодные, словно лед, пальцы, касаются листка бумаги, который еще полчаса назад держал за пазухой Дортанс.
– Как ты посмела взять то, что тебе не принадлежит? – прошипела я, ощущая, как внутри закипает гнев.
– И чем-же так прославилась… Ой, что ж это я говорю… О какой славе может идти речь? – будто и не заметив моего выпада, как ни в чем не бывало распинается девица, и каждое ее слово при этом сочилось ядом. – Мне казалось, под ректора лечь ради поступления – это предел, но ты решила пойти дальше?..
Она о чем-то продолжает разглагольствовать, но я уже не слышу. Стою. Надо бы что-то сказать, но слова застряли в горле от столь вопиющей наглости и потока несправедливых обвинений.
– Адриана! Как ты смеешь! – вступилась за меня Милания.
– А ты вообще помолчи, – отмахнулась от нее девица. – Думаю, твоим родителям будет интересно узнать, какой подругой ты обзавелась.
– Не смей лезть не в свои дела! – выкрикнула Милания и, подскочив к Адриане, попыталась вырвать из цепких пальцев конверт.
– А то что? – ехидно кривит губки Адриана, отчего ее красивые от природы черты искажаются до неузнаваемости. – Побежите жаловаться ее любовнику?
– Ты сама-то понимаешь, о чем говоришь?! – воззрилась на нее моя подруга. – Граф женат…
– Ой-ой! Только дурочкой-то не прикидывайся. Ты же не настолько глупа и наивна. Он с нее всю дорогу глаз не сводил. Будто никто не видит! Смешно! Неужели ты поверила в эту сказку? Ох… она такая вся из себя бедненькая, совершенно случайно шла по дороге и встретила нас? Это же даже слепому понятно: они все подстроили!
– Ты бредишь, Адриана! Кто подстроил? – совсем запуталась Милания.
– Граф и его подстилка… – опалив меня ненавидящим взглядом, выплюнула девица, а я…
Мне бы сделать что-то или сказать? Как назло, ноги будто к полу приросли, а мысли, словно желе под солнцем, тают и плывут. Перед глазами, наслаиваясь на происходящее в комнате, проносятся картинки из воспоминаний: тайком пойманные взгляды, слова, прикосновения, забота, исходящие от… Лейрона. Лейрон… Лей… это имя ему очень подходит. Почему все обращаются к нему сухо – «граф Дортанс» или «ректор»?
Может, Адриана права и моя симпатия взаимна?.. Вспомнился мой мимолетный порыв гнева. Да что уж там? Ревности! И вот она… Вечно такая неприступная и холодная, кипит и сочится ядом. А ведь причина в том, что Адриана уверена – между мной и Лейроном что-то есть. Значит, наша холодная «заучка» не столь и бесчувственна?! От мысли о том, что это маленькое недоразумение причиняет ей боль, ощущаю, как мои губы расползаются в улыбке.
– Верни, – продолжает требовать Милания. – Это не твое! – с напором произносит и, видя, что ее сестра не собирается возвращать присвоенное, совершенно неожиданно, с грацией кошки, кидается на Адриану.
Шок? Нет, это слово не подходит для того, чтобы описать мое состояние. Сегодняшний вечер изобилует впечатлениями и всплесками эмоций – ревностью, радостью от мысли, что граф пришел ко мне, растерянностью из-за его странного поведения, раздражением из-за непомерной самоуверенности тех девиц в столовой, страхом перед неизвестностью, таящейся в послании, хамством Адрианы, посеявшим надежду на взаимность в отношениях с Лейроном, а теперь вот еще и бросившаяся в бой Милания…
Я стою безмолвным изваянием, наблюдая за клубком сцепившихся тел, а мысли мечутся в голове, и превалирует одна: «Значит, у меня есть надежда?!»
– Гадина! – выбивает меня из состояния эйфории возглас скатившейся на пол и прижимающей руку к щеке Адрианы. – Ты… Вы за это заплатите! – поднимаясь на ноги и стараясь держаться от нас подальше, шипит выскальзывающая в коридор девица.
– А вот и оно! – выставив вверх руку с основательно измятым конвертом и сияя белозубой улыбкой, известила Милания. – Ну что, сама прочтешь? Или я?
Почему-то все произошедшее, вместо того чтобы расстроить, подняло мне настроение. Откуда-то пришла уверенность: мы с Лейроном будем вместе. И эта мысль буквально окрылила меня.
– Читай! – присаживаясь рядом с всклокоченной после драки подругой, улыбнулась я.
– Ух ты! – выдает она, едва ли не носом утыкаясь в письмо.
– Ну, что там? – заразившись ее увлеченностью, пытаюсь разглядеть, что же там написано.
– А вот и нет! Танцуй! – соскальзывая с кровати и отскакивая в сторонку, восклицает она.
– Ми-и-ила-а-а! – просительно произношу и сама поражаюсь, как звучит собственный голос, ощущая, что и взгляд у меня сейчас такой, что любой, самый черствый человек растает. Ну, кроме Адрианы, конечно, эту ничем не пронять. – Не издевайся.
– Ай, – махнула на меня рукой подруга. – Так даже неинтересно, ну да ладно, слушай: «Графине Селене Вигентонской!» – торжественно произнесла она и выжидающе посмотрела на меня: – Может, все-таки станцуешь разок? Нет? Ну, ладно, – с притворным вздохом она вновь посмотрела на листок: – Так… это потом… Ага, вот: «Шестого числа сего месяца, к восемнадцати часам…» Нет, ну может все-таки станцуешь? – скривив забавную умоляющую мордашку, подруга спрятала листок за спину, четко давая понять, пока не выполню требуемое, не успокоится.
