Человек пожал плечами. Мол, как угодно, дамочка. Однако он не опасался ее. Нисколько. Наблюдал, изучал, словно редкую бабочку, словно никогда прежде не встречал женщины, готовой угрожать ему.
– Не подходи, – повторила Карина и принялась отступать, не отводя от незнакомца взгляда. Она вышла из тупика, держась у самой стены дома, двинулась прочь по улице, уползающей от магазина еще выше в гору. Этот чертов город, казалось, целиком состоял из сплошных подъемов и спусков.
Человек под фонарем не двигался. Когда расстояние между ними увеличилось метров до восьмидесяти, Карина повернулась и зашагала со всей быстротой, на какую была способна. Однако совсем скоро страх заставил ее обернуться. Тощий по-прежнему стоял под фонарем, глядя ей вслед. Когда она обернулась снова, еще несколько секунд спустя, его там уже не оказалось.
Не замедляя шага, Карина достала из сумочки смартфон и перцовый баллончик. Первый – в левую руку, второй – в правую. Все должно быть наготове. Забила в поисковик: «Железносельск отделения полиции», получила список с адресами и карту. Звонить она не решалась: еще не до конца понимала, что будет говорить и в каком свете лучше представлять случившееся. Пока нет прямой угрозы, следует собраться с мыслями и продумать историю. Как можно больше правды – потому что Миша может быть еще жив, но как можно меньше фактов, позволяющих предъявить ей серьезные обвинения.
Регулярно оглядываясь, Карина добралась до пустынного перекрестка, остановилась под светофором и принялась изучать карту с раскиданными по ней синими кружочками, обозначающими отделения полиции. Судя по всему, ближайший участковый пункт располагался всего в нескольких минутах ходьбы, на улице Кольцова, в доме номер двенадцать. Прикинув маршрут, Карина еще раз осмотрелась: город вокруг выглядел мертвым. Давно мертвым. Как череп маньяка Куницына.
Светились окна и где-то вдалеке шумели машины, из-за высокого металлического забора по правую руку доносились голоса, но они ничуть не оживляли общей картины, не исправляли впечатления, что Железносельск изо всех сил старался казаться обитаемым, однако старания эти никак не могли увенчаться успехом. Если убрать забор, то увидит ли она за ним обладателей голосов? Если зайти в квартиру, чьи окна так призывно горят, встретят ли ее хозяева? Или комнаты окажутся пусты и холодны?
Перейдя через дорогу, она попала в район двухэтажных многоквартирных домов, построенных в середине прошлого века. Нужно было миновать четыре таких дома, а затем свернуть налево – и участковый пункт окажется прямо перед носом.
Навстречу кто-то шел. Карина сбавила шаг, пригляделась. Женщина. Высокая, грузная, в годах. Она несла в каждой руке по увесистой холщовой сумке и смотрела себе под ноги. Остановившись на краю тротуара, Карина крепче сжала перцовый баллончик, готовая пустить его в ход при малейшем признаке опасности, но женщина проплыла мимо, не подняв головы, – тяжелая, покорная своей ноше и сосредоточенная на ней, похожая на тягловую лошадь.
Отлично. Значит, в городе все-таки остались обычные люди. Настоящие люди. Они разговаривают за заборами и жгут свет в квартирах, они понятия не имеют о том, что где-то снаружи их уютных домашних мирков бродит по плохо освещенным улицам смерть, почти в исконном своем виде, костлявая и безмолвная, орудующая не косой, а… чем? Чем убили Тимура? Ножом? Она не видела ран, но не сомневалась, что его зарезали. Тощий, вроде бы, ничего не держал в руках. Это, кстати, важный вопрос. Почему она вдруг решила, будто он представляет для нее опасность? Успокойтесь, девушка, успокойтесь. Опишите подробнее внешность того мужчины. Совершал ли он какие-либо действия, которые вы расценили как посягательство на вашу жизнь, или, может быть, сказал нечто, похожее на угрозу? Здесь нужно соблюдать осторожность – допустим, она наговорит про тощего с три короба, а потом выяснится, что это всем известный городской сумасшедший, немой и совершенно безобидный.
Карина свернула в нужном месте, и действительно сразу увидела полицейский участок. Отдельный, не так давно сделанный вход в жилом доме, массивная стальная дверь, рядом – табличка с гербом. В окне, расчерченном белой решеткой, горел свет. Она остановилась у порога, шумно выдохнула, приводя мысли и чувства в порядок. Нужно выглядеть перепуганной, отчаявшейся, разбитой, заставить мужиков беспокоиться за нее. Ничего сложного.
Дверь отказалась открываться. Безуспешно поискав взглядом звонок, Карина принялась стучать, но в ответ изнутри не донеслось ни звука. Привстав на цыпочки, она заглянула в окно и увидела комнату с железными шкафами вдоль стен, в которой не было ни одного человека.
– Они все футбол смотрят, сестренка, – раздался рядом глубокий, бархатистый голос. – Или в пивную ушли. И там футбол смотрят.
Карина не вздрогнула и не закричала, хотя для этого пришлось сделать над собой грандиозное усилие. Повернула голову. Человек, стоявший на расстоянии пары шагов от нее, ничуть не походил на тощего преследователя. Наоборот, он выглядел его полной противоположностью: массивный и коренастый, лет сорока, с солидным брюхом, распирающим мешковатый свитер, с мясистым загривком шире изрядно облысевшей головы. На гладко выбритом лице – целая россыпь шрамов, плохо заживших, струящихся по щекам, подбородку и шее неровными, бугристыми потеками. Живой, чуть насмешливый взгляд.
– У тебя случилось чего, сестренка?
– Да, – она с трудом заставила себя отвести глаза от его лица. – Мне в полицию нужно обратиться.
– Говорю же, нет никого. Футбол сегодня. Сам только что стучал, с бывшими сослуживцами матч посмотреть, не открыли. Срочное чего-то?
Карина кивнула.
– Ну, так давай позвоним. Сергеичу прямо и позвоним, он главный на участке.
– Давайте.
– Только я без мобилки, – сказал здоровяк и добавил виновато: – Не думал, что пригодится, не прихватил.
Она протянула ему смартфон. Знала, что не следует этого делать, понимала, что совершает страшную, возможно, роковую ошибку, но слишком уж сильно было желание прекратить наконец этот затянувшийся кошмарный сон, добиться хоть какого-то результата. В тот момент, когда его короткие толстые пальцы сомкнулись на «мобилке», Карина увидела нечто, заставившее ее забыть об осторожности и закричать, нечто, позволившее осознать весь ужас уже случившегося и в полной мере прочувствовать участь Миши и Тимура. И она вскрикнула, выронив перцовый баллончик, и тут же зажала ладонями рот и замерла на месте, словно мышь перед змеей.
– Чего визжишь, сука? – сказал здоровяк, стискивая в кулаке ее смартфон, ломая пластик, кроша стекло. У него на шее с левой стороны, между ухом и воротником свитера, под кожей двигался плотный комок размером с грецкий орех, двигался судорожными рывками, будто пытаясь прорваться наружу – и шрам, проходящий в этом месте, начал раздвигаться, раскрываться, выпуская изнутри плавно изгибающееся багровое щупальце, усеянное шевелящимися отростками.
Карина побежала. Со всех ног, не разбирая дороги, не оглядываясь. Мелькали по сторонам деревья, дома, подъезды, машины, сливались в пестрый калейдоскоп, политый желтым казенным светом уличных фонарей. Толстяк не пытался преследовать ее, но остановиться Карина не могла. Она мчалась по молчаливым улицам, под огромными старыми липами, мимо закрытых киосков и разрисованных бесхитростными граффити гаражей. Потом, когда силы кончились, рот наполнился едким привкусом желчи, а дыхание стало причинять боль, она упала в заросли лопуха возле облезлого забора и лежала там, вдыхая влажные запахи осенней земли. Потом брела сквозь частный сектор, слушая дежурный лай собак, пропитываясь дымом топящихся бань. Иногда ей хотелось позвать на помощь, постучать в окно, рассказать, что с ней случилась беда. Но каждый раз перед глазами возникала склизкая хрень, выползавшая из шеи того жирного урода, и Карина не решалась произнести ни звука. Больше никаких ошибок, никаких разговоров с незнакомцами. Теперь ей можно надеяться только на себя.
