Федор пожал плечами, взглянул тоскливо на бутылку, начал рассказывать:
– Да ничего особенного не случилось. Отошел батя тихо, просто, без мучений. Верка вон на закате как обычно спустилась вниз белье ему поменять, а он и не дышит уже. Сердце, наверно. Хотя он на него никогда не жаловался…
– Тут без разницы, – сказал Еремей. – Мог и не жаловаться, а проблемы были. Сам знаешь, возраст ведь. Не угадаешь отчего.
– Где он сейчас?
– Внизу, где же еще. Мы не вызывали ни врачей, ни кого-то другого. Когда утро наступит, тогда и вызовем. Надо сначала, чтоб все уже готово было.
– Ясно.
– Сам-то как? – спросил Еремей.
Никодим поежился. Вопрос не имел отношения к его жизни, к оставшемуся в городе рекламному бизнесу, к новой трехкомнатной квартире, к женщине, с которой он эту квартиру делил, – только к его планам на будущее. На самое ближайшее будущее.
– Нормально, – ответил он. – В полном порядке.
– Сделал все нужные распоряжения?
– Эх, пока нет.
– Почему?
– Не успел, – соврал Никодим. – Как только вы мне позвонили, я тут же прыгнул в машину и поехал сюда… чтобы успеть к рассвету.
– Долго ехал, – сказал Федор и ткнул пальцем в непроглядную тьму за окном. – Рассвет должен был наступить десять минут назад.
– Семь, – поправил его Еремей. – Точнее, пока шесть с половиной. Но это в нашем часовом поясе. Кое-где задержка уже гораздо серьезнее.
– Скоро те, кто поумнее, начнут догадываться, что вся их гелиоцентрическая хрень не стоит даже бумаги, на которой напечатана, – пошутил Никодим, но улыбок на лицах братьев не увидел. Они ждали, когда он перейдет к делу.
– Бледные уже появились? – спросил он, чтобы еще хоть на несколько мгновений оттянуть те ужасные слова, которые предстояло ему произнести.
– Вроде бы еще нет. Мы, по крайней мере, ничего не почувствовали. В любом случае сначала они придут сюда и сделают так, чтобы ночь больше не закончилась.
– Да, отец говорил, у них хватит ума найти это место в первую очередь.
– Вот именно, – Федор пристально посмотрел на Никодима. – Зачем тянуть резину?
– Поставь себя на мое место, и поймешь зачем. На это просто невозможно решиться.
– Ты на своем месте, а я – на своем, – ответил Федор. – И переставлять нас не надо. А решимости у тебя всегда было побольше, чем у меня с Еремой вместе. Пошли…
– Погоди. Давай хоть по рюмке опрокинем. За отца.
– Хорошо, – Федор повернулся к окну, всмотрелся в стиснутый белой рамой мрак. – Звезды начали гаснуть. Но выпить мы успеем.
Из этой фразы получился бы прекрасный рекламный слоган, успел подумать Никодим, пока брат разливал спиртное. «Утро больше не наступит, но у нас еще есть время, чтобы насладиться водкой Такой-то». Отличное завершение для карьеры. Он поднял свою рюмку, наполненную до краев.
– За отца, ребят. Он был хорошим человеком и сделал для людей так много, что они никогда не смогут понять и оценить этого.
– Точно, – согласился Ерема, а Федор просто кивнул.
Они выпили. Никодим сморщился от ацетоновой горечи, но проглотил.
– Ну и палятина, – пробормотал он, протягивая руку к пакетику с сушками, лежащему под самоваром. – Не могли что-нибудь подороже найти?
– Времени не было, – отрезал Федор. – И разницы все равно никакой. Пойдем.
– Стоп. Дай мне еще минуту – бабу свою предупредить хоть.
– Черт, лады, только минуту.
– Ага.
Доставая сотовый из кармана джинсов, Никодим поднялся со стула.
– Ты куда? – прищурился Федор.
– В сени. Позвонить.
– Отсюда звони. Родня все-таки, нам нечего друг от друга скрывать.
– Боишься, что сбегу? – с кривой улыбкой спросил Никодим. – Да?
– Времени нет, – невозмутимо ответил Федор. – Звони быстрее.
Никодим сел на диван, думая, что, пожалуй, был бы вполне в состоянии сбежать, если б вышел в сени: просто выйти на улицу, сесть в машину и уехать прочь отсюда. Без труда. Без угрызений совести. Он набрал нужный номер и поднес телефон к уху. Длинные гудки следовали один за другим, а человек, сочинивший за свою жизнь великое множество привлекательной лжи, никак не мог придумать, что ей сказать. «Дорогая, прощай, я получил наследство»? «Извини, любимая, я должен уехать навсегда по семейным обстоятельствам»? Обманывать на прощание не хотелось, но правду она не сумела бы ни осознать, ни принять. После очередного гудка Никодим прервал вызов и выключил мобильник, мысленно поблагодарив судьбу за то, что уберегла его от совершения очередной и наверняка последней ошибки.
– Спит, значит, – объяснил он братьям. – Не буду будить.
– Может, так оно и лучше, – Федор поднялся, тяжело опершись руками о стол, и Никодим понял, что бутылка была далеко не первой за эту ночь. – Давайте уже к делу, а…
Они прошли в следующую комнату, отделенную от первой лишь застиранной желтой занавеской.
Вера и Еремей отодвинули в сторону стоявший в углу массивный сундук, Федор поднял крышку находившегося под ним люка. Сестра спустилась первой, привычным жестом включила в потайном подвале свет.
Ну, теперь все, сказал себе Никодим, вот и он, тот самый конец пути, о котором столько всего сказано и написано, что любые слова покажутся банальностью. Сейчас он исчезнет под скрипучим полом дома, в котором когда-то вырос, и жизнь прекратится. Во всяком случае, то, что он привык считать жизнью.
Внизу царил сумрак – одинокая лампочка под потолком не могла разогнать забившиеся в углы тени. Вдоль стен тянулись полки, уставленные разнокалиберными пузырьками, коробками и пачками пожелтевших газет, потолок пересекал толстый кабель, под ногами лежал давным-давно вылинявший ковер. Вот оно, его наследство, его имение, перешедшее по всеобщему закону от отца к старшему сыну.
Предыдущий владелец этого великолепия покоился тут же, лежал в дальнем углу на одеяле. Никодим не сразу узнал усохшего, крохотного человечка с ввалившимися щеками и длинными седыми волосами. Какими тонкими стали его пальцы и шея, как заострились нос и подбородок – вот оно, его будущее.
Посреди подвала стояла узкая кровать с металлической спинкой, застеленная свежим бельем.
– Не волнуйся, – пробормотал Еремей. – Мы все новое положили, даже матрас.
– И сама конструкция удобная, – добавил Федор. – Еще с полгода назад старую сетку выкинули, поставили вместо нее каркас специальный… опроте… орпоте… тьфу, как его…
– Ортопедический, – сказала Вера. – Для спины полезно.
– Во-во, орпотедический. Я сам пробовал на нем – сплошное удовольствие.
– Вентиляция тут тоже новая, – Еремей указал куда-то в темный угол за телом отца. – В начале весны поменяли. Теперь тут всегда чистый свежий воздух.
