– Я полагаю, арьи соображают не менее быстро, чем летят их стрелы, – хладнокровно ответил Ширам.
Государь прикусил губу. Дерзкий накх был прав – мертвец вряд ли смог ответить бы ему на заданные вопросы.
– Как ты смеешь так говорить со мной, змеево отродье? – рявкнул он, все же опуская лук.
– Позволь, я буду отвечать по порядку, – заговорил Ширам, не сходя с места. – Твоя дочь, моя нареченная, находится сейчас в доме жениха. Ты сам отдал ее мне, сам соединил наши руки. Я не могу позволить тебе быть несправедливым перед небесами.
– Ты? Мне… позволить?
Ардван онемел от такой наглости. Но его собеседник, глядя государю прямо в лицо, спокойно продолжал:
– Твоего сына только что похитили. Вначале я подумал, что это дело рук твоих людей. Но вскоре усомнился в этом. Когда же ты примчался сюда, рискуя быть убитым, я убедился, что ты здесь ни при чем. Что же касается того, отчего я смею так говорить с тобой, государь… Много веков и мой род, и все накхи честно служили Аратте. Никто и никогда не замышлял против государей ничего дурного. Никто и никогда не предавал ни тебя, ни твоих пращуров в бою или на совете. Когда в день Битвы Позора был заключен договор между нашими народами, мы ставили лишь два условия. Первое – сохранение оружия в обмен на службу, и второе – справедливость к накхам. Каждый из нас готов был принять смерть за преступления против закона Аратты. Каждый готов умереть, служа своим повелителям. Мы сдержали данное слово. Ты нарушил. Между нами нет больше договора.
У Ардвана перехватило дыхание. Его вдруг осенило, что если так – речь идет уже не просто о мятеже, а о вражеском войске в самом сердце его страны. Ни Ширама, ни кого-либо из его людей не интересуют условия примирения. Они не предъявляют требований и не собираются идти на уступки.
– Ты предатель!.. – зашипел разъяренный государь.
Мысли его метались. Никогда прежде он не сталкивался с такой неслыханной дерзостью. Однако Ширам как будто и не слушал его.
– Но твой сын, вероломный Ардван, повелитель арьев, твой сын Аюр – мой друг, – продолжал он. – Ты еще не узнал его после возвращения. Так вот, я скажу тебе: покинув дом вздорным мальчишкой, он вернулся мужчиной. Он на себе испытал, что такое благородство и доблесть, что такое предательство и справедливость. Его похитили на моих глазах. Я не успел этому помешать. Это моя вина. Дальше уж тебе решать. Если хочешь, стреляй – ты умрешь спустя мгновение после меня. Если хочешь, я готов заключить с тобой перемирие, покуда не будет найден Аюр. Тогда мы вернемся сюда же и продолжим с того места, с которого начали. Я сказал.
Ширам повернулся спиной к государю и поднял голову, глядя на тонкое лезвие лунной косы, сияющее в темно-синем небе. Косы, отсекающей ненужное, прерывающей жизни всех живущих.
Ардван не отрываясь смотрел ему в спину, борясь с желанием даже не выстрелить – подлый накх не заслуживал почетной смерти воина, – а смять его боевой колесницей, растоптать копытами коней, измазать плиты мостовой ошметками гнусного изменника! И в то же время, слушая Ширама, он с ужасом осознавал, что в словах саарсана есть смысл и что трон Аратты только что потерял свою самую надежную опору… Что, быть может, вот эти всадники, окружившие его, – последнее и единственное, что у него осталось…
От этого ощущения Ардван покрылся холодным потом. Казалось, что смерть, усевшись на кореннике его упряжки, обернулась и хохочет, скалясь, ему прямо в глаза. Привычный мир, великая Аратта, оплот покоя и порядка, рушилась и таяла, как песочная крепость во время прилива. Если сейчас он не сможет переломить неумолимый ход событий, значит все кончено – прежней Аратты больше нет и не будет.
– Где следы? – глухим тихим голосом спросил Ардван.
– Там, где стоит твоя колесница, – поворачиваясь, ответил Ширам. – Вы их затоптали.
– Ты сделал это нарочно?
– Да. Теперь лишь я могу сказать, что это были за следы и каковы на вид похитители. А твоим следопытам, государь, тут уже нечего делать.
– Ты мерзавец, Ширам!
– Как скажешь. Это что-то меняет?
Ардван взглянул на накха с бессильной ненавистью:
– Хорошо, я поверю твоему слову. Но Аюна должна вернуться во дворец сегодня же. И горе тебе, если…
Государь прикусил язык, понимая, что, если до Ширама дошли сплетни о царевне и мохначе, то слова вроде «обесчестил» могут вызвать у него только смех.
– Горе тебе, если ты обошелся с царевной недостойно!
– Я не могу этого сделать, – ответил повелитель накхов. – Ибо у меня нет уверенности, что, когда мы найдем Аюра, ты любезно привезешь ее ко мне в крепость. Но если хочешь, то можешь видеться с ней здесь. Единственное условие – приходи один. Если у тебя больше нет других пожеланий, я предлагаю начать поиски.
* * *
Аюр прислушивался, стараясь тщательно запомнить доносившиеся сквозь плотную ткань звуки. Вначале, когда ему ремнями стягивали лодыжки и запястья, он пытался сопротивляться, дергался и вырывался, но тупой удар по затылку лишил его чувств. Он пришел в себя, когда неизвестные перетаскивали его через каменную стену, не особо заботясь о его самочувствии. Он довольно болезненно ударился о выступ стены, но промолчал, стиснув зубы. Тем, кто нес его дальше, явно не было дела, тащат они мешок репы или сына повелителя Аратты. Судя по выговору, то были какие-то местные простолюдины. Они тихо переругивались между собой, споря, как лучше нести связанного. В их разговоре не было ничего полезного.
Затем его прислонили к стене, открыли какую-то дверь и поволокли вниз. Аюр насчитал двадцать ступеней. Вновь грохнул засов. Царевича втащили в холодное и сырое помещение. Сняли путы, сдернули с головы ткань, и, покуда наследник престола моргал и вертел головой, стараясь понять, куда его притащили, похитители вышли.
– Эй, вы! – крикнул он вслед ушедшим. – Идите к моему отцу и скажите, что так он от меня ничего не добьется!
– Они не пойдут к твоему отцу, – послышался вдруг из темноты чей-то негромкий надтреснутый голос.
– Кто тут? – обернулся царевич, стараясь разглядеть говорившего. Но подземелье было погружено в кромешную тьму.
– Тот, кто был здесь до тебя и теперь здесь же, рядом с тобой.
– Но имя? У тебя же есть имя? Я – царевич Аюр, сын повелителя Аратты!
– Да, я понял. Кто бы еще требовал у серых, как пыль, стражников отправляться к своему отцу, не называя его по имени?
Аюр встал, держась за стену, и, морщась от боли, сделал несколько шагов к говорившему.
– Я – царевич Аюр, – повторил он. – Мне не место здесь.
– А кому место?
Судя по голосу, говоривший был очень немолод. Еще царевичу показалось, что чересчур дерзкий старец разговаривает с северным выговором. Но впрочем, Аюр не слишком разбирался в наречиях отдаленных уделов. В холодном лесном краю, называемом Бьярмой, он никогда в жизни не бывал, да и не собирался туда.