— Да, — кивнул Ротберг. — Да… Понимаю, что вы хотите сказать…
— Но они не знают, — улыбаясь, продолжал Джон Милтон, — что Кевин гораздо талантливее большинства известных в этом городе адвокатов. Он обладает природным чутьем и в зале суда чувствует себя как рыба в воде. — Он с восхищением посмотрел на Кевина. — Защищая своих клиентов, он может быть безжалостным и беспощадным. Если бы я сам оказался под судом, то хотел бы, чтобы меня защищал такой человек.
Хотя слова Милтона звучали довольно искренне, Кевин почувствовал себя неловко. Его будто поздравляли с тем, что он — хороший убийца. А вот на Ротберга подобная рекомендация произвела самое лучшее впечатление.
— Понимаю… Что ж, неплохо, неплохо… Итак, что же я могу сделать, чтобы помочь себе?
— Вот это дело. — Мистер Милтон поднялся. — Оставляю вас в компетентных руках Кевина. Кевин, вы знаете, где меня найти, если я вам понадоблюсь. Удачи, Стэнли, — сказал он, глядя на Ротберга. — Но дело не только в удаче. Дело в опыте и навыке, и вы сейчас в руках настоящего мастера. — Он похлопал Кевина по плечу. — Продолжайте.
Кевин кивнул, сел и открыл кейс, чтобы сделать то самое, чего хотел от него Милтон — произвести впечатление на Ротберга знанием фактов. Сначала они обсудили болезнь Максины, потом он стал задавать вопросы о сиделке. Кевин заметил, что Ротберг отвечает кратко и осторожно. Он уже вел себя так, словно находился на перекрестном допросе в зале суда.
— Надеюсь, мистер Ротберг, вы понимаете…
— Называй меня просто Стэнли. Нам с тобой придется сродниться…
— Хорошо, Стэнли. Надеюсь, вы понимаете, что для меня не должно быть никаких сюрпризов — только так я смогу сделать свою работу.
— Сюрпризов?
— Вы не должны утаивать от меня того, что может знать или использовать окружной прокурор.
— Разумеется. Никаких проблем. Если я не могу быть честен с адвокатом, значит, я виновен, так?
— Люди умалчивают или говорят лишь половину правды не только по причине действительной виновности. Иногда человек боится, что его сочтут виновным, если какой-то факт станет известным. И он утаивает этот факт даже от собственного адвоката. Позвольте мне судить обо всем. Я сам решу, о чем можно говорить, а о чем не следует.
Ротберг кивнул. Он перестал презрительно щуриться, и Кевин почувствовал, что ему удалось произвести впечатление.
— Как давно вы с женой стали спать в разных комнатах?
— Когда Максина серьезно заболела. Я постарался обеспечить ей максимальный комфорт. Ее спальня превратилась в настоящую больничную палату, особенно когда ей ампутировали ногу, — лекарства, оборудование, больничная кровать. У нее даже была постоянная сиделка.
Кевин кивнул.
— Самое опасное для нас — то, что в вашей комнате тоже хранился инсулин и шприцы. Окружной прокурор может использовать этот факт против вас. — Кевин замолчал и заглянул в свои бумаги. — Инсулин хранился в нижнем ящике шкафа. Но ведь вам никогда не приходилось делать инъекции жене, верно? И она вас об этом не просила?
— Нет. Я даже не мог смотреть, как это делает сиделка.
— Тогда зачем вы хранили инсулин в своем шкафу? Почему не в комнате жены?
— Я не хранил его.
— Но вы же не отрицаете, что инсулин был там? Его нашли при обыске. Вы хотите сказать, что даже не знали, что он там лежит?
Ротберг ответил не сразу.
— Я действительно увидел ампулы за день до смерти Максины. Но я совершенно забыл об этом.
— Вы не клали его туда, но вы увидели его и забыли о нем? Вы не спрашивали у сиделки, почему там оказался инсулин?
— Мне о многом приходится помнить, Кевин. Я управляю большим отелем и большим бизнесом по выпечке булочек с изюмом. Мы собираемся выходить на канадский рынок, — с гордостью заявил Ротберг. — Я просто забыл.
— Они изучили рецепты. Судя по ним, в вашем шкафу недоставало определенного количества инсулина — достаточного, чтобы ввести смертельную дозу. Естественно, они будут утверждать, что смерть вашей жены наступила именно от этой дозы. Шприца с вашими отпечатками им найти не удалось, но если его найдут…
Ротберг остолбенел.
— В комнате вашей жены имелось достаточно инсулина. Не было причины заходить к вам в комнату и брать несколько ампул, — подчеркнул Кевин. — Вы понимаете, что это означает?
Ротберг кивнул.
— Как же вы это объясните, Стэнли? Мне нужна ваша помощь, — сухо добавил адвокат.
— Я должен кое в чем признаться, — в конце концов пробормотал Ротберг. — Я не хотел, чтобы это выяснилось во время суда, но, боюсь, скрыть это не удастся.
— Слушаю вас.
— Максина узнала обо мне и… она узнала, что я встречаюсь с девушкой, с Трейси Кейсвелл. Она работает в бухгалтерии отеля.
— Не думаю, что это такой уж большой секрет, как вам кажется. Вы должны понимать, что в глазах прокурора и, возможно, в глазах присяжных это явный мотив для убийства. Нам придется обсудить ваш роман и решить, что делать. Но какое отношение это имеет к инсулину, найденному в вашей комнате?
— Мы с Максиной поссорились. Это было ужасно. Я не хотел, чтобы она узнала о Трейси. Она и без того достаточно страдала. Это была даже не ссора. Она кричала, а я просто стоял и выслушивал все это. Знаете, она мне даже угрожала! Я думал, что она просто вспылила и ничего не сделает. Я не обратил внимания на ее слова. К тому времени она уже была очень больна, и болезнь сказалась на ее психике.
— И что?
— Она угрожала убить себя и сделать так, чтобы во всем обвинили меня. Похоже, она так и сделала.
Ротберг откинулся на спинку кресла, вполне довольный своим объяснением.
Кевин закончил разговор со Стэнли Ротбергом. Они пожали друг другу руки и расстались в приемной. И тут Кевин услышал в коридоре какой-то шум.
— Что случилось? — спросил он у Дианы.
— Это мистер Маккарти, — с сияющей улыбкой ответила секретарша. — Он добился полного снятия обвинений со своего клиента.
— Правда?
Кевин поспешил в кабинет Теда. Дейв, Пол и мистер Милтон уже были там. На столе Теда стояла открытая бутылка шампанского, все держали бокалы.
— Кевин, вы как раз вовремя, — сказал Джон Милтон. — Присоединяйтесь к нам. Мы всегда отмечаем успешное завершение дел. За Теда! — произнес он, поднимая бокал.
— И как все прошло? — спросил Кевин, делая глоток.
— Блатты отказались от обвинений в адрес Кроули. Когда они узнали, насколько распущенным было поведение их девочки, и поняли, что это вскроется в суде, они дали задний ход, — сказал Тед.
Дейв и Пол рассмеялись. Улыбка Милтона стала шире. Кевин подумал, что успех сделал его моложе — морщины на лице стали более тонкими и незаметными, глаза блестели. И вдруг выражение его лица изменилось.
