— Пока, Мириам, — пропела Джин. — Поболтаем позже.
— И со мной тоже!
Девушки ушли.
Кевин какое-то время смотрел на закрывшуюся за ними дверь, а потом повернулся к Мириам.
— Мы так чудесно провели день! — затараторила Мириам, не давая ему сказать и слова. — Сначала мы пошли в Музей современного искусства. Там такая замечательная выставка картин из Москвы — их никогда еще не вывозили на Запад! А потом мы отправились в Виллидж обедать. Норма отвела нас в чудесный ресторанчик, где готовят восхитительный киш. А оттуда мы снова отправились в центр и посмотрели тот австралийский фильм, от которого все с ума сходят. Там был такой чудесный саундтрек, Бетховен… Мы вернулись, и я немного поиграла для них…
Она спохватилась, вспомнив, что Кевин вернулся с работы.
— Прости, дорогой, я не успела приготовить ужин. Когда мы поняли, что времени у нас совсем не осталось, мы заглянули в замечательную кулинарию, и я купила салат с лобстером, французский хлеб и бутылку шардоне. Нормально?
— Замечательно. — Кевин покачал головой.
— Ты расстроился?
— Что ты, — рассмеялся он. — Я просто… Я так счастлив, что ты счастлива.
— А у тебя был хороший день?
— Да.
— Отлично, — быстро проговорила Мириам. — Девушки научили меня, как с тобой обращаться. Ты должен оставлять рабочие проблемы за порогом, а дома полностью расслабляться. Так что… прими душ, устройся поудобнее. А я подам ужин и включу какую-нибудь музыку.
Мириам убежала на кухню, прежде чем Кевин успел хоть что-то сказать. Он так и остался на диване. На губах его играла смущенная улыбка.
Он был рад, что она так быстро ко всему привыкла. Но в поведении Мириам появилось что-то такое, что его тревожило. Он ощутил резкий болезненный укол в груди. Может быть, ему показалось… Может быть, он все еще думает о деле… А вдруг это тревожное предчувствие?
Он пожал плечами, отмахнулся от неприятных мыслей и отправился в душ.
Выходные еще не наступили, а в «Джон Милтон и партнеры» появился новый повод для праздника. Дейв Котейн сумел убедить судью не принимать признание Карла Обермейстера на основании того, что полицейские, проводившие арест, и помощник окружного прокурора не дали ему возможность связаться с адвокатом, прежде чем он признал свою вину. Судья не позволил окружному прокурору использовать улики, обнаруженные в квартире обвиняемого, поскольку обыск проводился без ордера и до предъявления обвинений.
А без признания и без улик, обнаруженных в квартире, окружному прокурору следовало серьезно задуматься, стоит ли выносить дело в суд. Мистер Милтон считал, что к понедельнику все обвинения с Обермейстера будут сняты.
— Когда это произойдет, Обермейстер уедет отсюда, — сказал Дейв.
— Но, Дейв, — спросил Кевин, когда совещание закончилось, — а ты не думаешь, что он сможет совершить такое же преступление снова?
— Кевин, ты же не собираешься отправляться на улицу и арестовывать всех, кто потенциально может совершить преступление — по твоему мнению, конечно? В наших тюрьмах и места не хватит. Кроме того, я покончу с Обермейстером. А чувство вины оставим Бобу Маккензи — пусть он с ним живет.
Кевин кивнул. Он прекрасно понимал Дейва. То же самое он говорил Мириам, когда она упрекала его за то, как он провел дело Лоис Уилсон. Это дело стало более тяжким грузом на его совести, чем он готов был признать. Но, ощутив чувство вины, он сразу вспомнил слова мистера Милтона о законе и об ответственности адвоката перед законом и своим клиентом. Когда речь заходила о законе, совесть оказывалась лишней. Он всегда работал в этом убеждении, так следовало делать и впредь.
Однако действительно ли он верил в это? Кевин отчаянно старался не задумываться над этим. Слишком многое оказалось на кону. Он хотел добиться успеха в Нью-Йорке и оправдать ожидания мистера Милтона. Сейчас не время задумываться над философскими вопросами и раскисать. У него есть серьезное дело, и процесс нужно выиграть.
Кроме того, Мириам с каждым днем все больше влюблялась в ту жизнь, которую они для себя выбрали. Всякий день, возвращаясь домой, он видел жену счастливой, восторженной, полной энергии. Она редко вспоминала о Блисдейле, своих старых подругах и прежней жизни. Она перестала им звонить и писать письма. Все былые сожаления исчезли без следа. Может быть, это еще медовый месяц, но с того момента, как они переехали в Нью-Йорк, между супругами не возникло ни одного конфликта.
И все же он был изумлен, услышав, как Мириам разговаривает по телефону с матерью. Она резко защищала сделанный ими выбор, называла аргументы матери глупым предубеждением. Она даже назвала мать ограниченной мещанкой! А когда в четверг ее родители приехали на ужин, она поразила их потрясающей трапезой из самых изысканных блюд (Норма поделилась с ней рецептами шефа из «Времен года»). А потом она стала рассказывать, на каких спектаклях и концертах побывала с подругами с момента переезда в город. Она без умолку болтала о походах по музеям, о замечательных ресторанах, о людях, с которыми смогла познакомиться. Мириам постоянно упоминала о Джин и Норме, а вот о Хелен Сколфилд лишь мельком.
Кевин удивился, что Мириам не стала рассказывать родителям о причинах депрессии Хелен. Она упомянула лишь о том, что бедняжка не может иметь детей.
— Вот почему мы до сих пор держим эту ужасную картину на стене. Это Кевин предложил повесить ее, чтобы не обидеть несчастную женщину. — Мириам повернулась к мужу. — Ну разве он не чудо? Такой внимательный и чуткий… И я обожаю его за это!
— Действительно, Кевин, ты такой внимательный, — сказала мать Мириам. — Но все же картина ужасна. Я смотреть на нее не могу без содрогания. У меня прямо мурашки по коже.
— Не думай об этом. — Мириам поднялась и сняла картину со стены. — Пусть стоит на полу лицом к стене, пока вы здесь. Папа, хочешь я сыграю тебе?
Она подошла к спинету и заиграла. Кевин никогда не слышал, чтобы она играла так хорошо и с таким чувством. Взглянув на родителей, он заметил, что и они тоже изумлены.
Когда родители Мириам собирались уходить, теща отозвала Кевина в сторону, пока Мириам прощалась с отцом.
— Она действительно счастлива здесь, Кевин. Когда я только узнала о ваших планах, то думала, что ей будет здесь плохо. Но, похоже, вы приняли правильное решение. Я так рада за вас обоих.
— Спасибо, мама.
— Я позвоню твоим родителям и все им расскажу, — шепнула она.
— Они собираются приехать на следующей неделе, но я уверен, что мама с нетерпением ждет ваших рассказов.
— Конечно! Еще раз поздравляю, — добавила она и расцеловала зятя.
Когда они уехали, Мириам отправилась на кухню убирать, а Кевин вернулся в гостиную. Его взгляд скользнул по картине Хелен Сколфилд, которая все еще стояла на полу. Он поднял ее и повесил на стену, а потом отошел подальше. Он долго смотрел на картину. Что-то необъяснимое притягивало его взгляд к лицу женщины. Он почти слышал ее рыдания на краю кипящего кровавого моря. Постепенно черты лица прояснялись, приобретали форму, и на мгновение ему показалось, что он смотрит в лицо Мириам. Кевина бросило в жар, потом по спине побежали мурашки. Он закрыл глаза. Когда же он снова их открыл, картина была такой же, как прежде — совершенно абстрактной. Лицо Мириам исчезло, но эта иллюзия, пусть даже мимолетная, глубоко его поразила.
